Осколки тебя - Энн Малком

другими. Потому что за ней было приятно наблюдать. У нее были сложные отношения с этим мужчиной, который ее не заслуживал. Он увидит. Он найдет ее после того, как я с ней закончу. И оно будет преследовать его всю оставшуюся жизнь. Мое искусство»

Я не погналась за ним. Не настолько я жалкая и не доставлю ему такого удовольствия.

Вместо этого я еще некоторое время смотрела на озеро. Пыталась стать одной из тех, кто умел просто стоять и смотреть на природу, находя умиротворение. Но выяснилось, что это не мое.

Так что я потопала через лес, стараясь не прихрамывать. Когда приблизилась к дому, меня встретил стук топора о дерево.

Сент снял куртку и свитер, оставшись в одной водолазке с закатанными рукавами. Именно тогда я поняла, что никогда не видела его обнажениях рук, не считая кожи на лице и шее. Он всегда носил свитера с длинными рукавами, куртки, джинсы. Конечно, я представляла себе его кожу. Что она будет загорелой, покрытой шрамами от насилия, которое, как я знала, он перенес. Фантазировала о ее неидеальности, возможно, уродстве.

Мускулистый… ну, конечно. Но мысль о возможно имеющихся шрамах привлекала больше. Любой идиот может принимать стероиды и тратить время в спортзале. Конечно, тщеславие во мне жаждало смотреть на рельефное мужское тело, какая-то остаточная потребность в мужчинах, способных защитить меня; я любила, чтобы мужчина был сильнее — физически, по крайней мере. И меня всегда привлекали мужские шрамы — единственная по-настоящему уникальная в них деталь.

У Сента не оказалось шрамов, только татуировки.

Они заканчивались на его запястьях и покрывали каждый видимый квадратный сантиметр кожи. Отсюда я не могла рассмотреть детали, но знала, что татуировки впечатляющие. Не каракули — искусство. Об этом сообщало не зрение, а мое чутье в отношении Сента. Он не допустил бы, чтобы ему на тело нанесли некачественные рисунки. Это раздражало. И при этом Сент не походил на людей с татуировками по всему телу, хотя обладал теми же качествами, что и они. Это удивляло, а я практически никогда не удивлялась.

— Так и будешь стоять в лесу и наблюдать или все же поможешь?

Сент не прекратил колоть дрова. Выражение его лица не изменилось. Он даже не повысил голоса. Просто продолжал работать.

В животе растеклась горячая ярость, способная прогнать из тела самый лютый холод. На секунду я замерла, чтобы не показать, как сильно он на меня влиял. Ведь он смотрел, несмотря на то что сосредоточился на этой чертовой куче дров.

Как только убедилась, что достаточно себя контролирую, направилась к нему. Я не стала разговаривать или смотреть на него, сосредоточившись на том, чтобы аккуратно сложить нарубленные дрова в кучу. И старательно не обращала внимания на тот факт, что Сент был прав; мне правда нужны были дрова.

Возня с дровами заняла некоторое время. Пот стекал по вискам и собирался под мышками; не только из-за работы, но и из-за боли в лодыжке. Сент оказался прав и в том, что моя лодыжка полностью не зажила. Хождение взад-вперед с охапкой дров простреливалось резкой болью до самого бедра. Сент не спрашивал об этом, хотя уверена, он заметил, что я переношу большую часть веса на здоровую ногу, стараясь не нагружать травмированную. Ни за что не признаю, что двигалась, прихрамывая, и что от усилий не показать этого, пот покрывал каждый дюйм моего тела. Я скорее умру. Когда мы закончили, куча дров впечатляла, а я едва не теряла сознание от боли. И Сент был прав еще в одном — близился вечер, а за сегодня я съела только один банан.

Я не поблагодарила мужчину, не предложила пива или лимонада; просто подошла к тому месту, где он заканчивал рубить дрова и уставилась на него. Точнее на его руки и на татуировки на них.

Я была права — хорошая работа. Чертовски хорошая. Мотивы смерти струились вверх и вниз — черепа, сухие деревья, розы, ангелы, демоны. Внимание привлек один рисунок, тот, что покрывал внутреннюю часть его руки от локтя до запястья.

Сент заметил, на что я уставилась, потому что смотрел на меня так же, как я смотрела на него. Я не ждала, что он что-нибудь расскажет о себе, потому что на его месте сама бы не стала. Но он снова доказал мне, что я не в силах предсказать его поступки.

— Это…

— «Нуждающиеся Кочевники», знаю, — закончила за него.

Его глаза слегка расширились. Я застала его врасплох. Судя по всему, он строил идеально аккуратное представление обо мне, а я продолжала разрушать его, получая удовольствие. Мне нравилось показывать, что я была умнее, чем думали люди. Темнее, чем они ожидали от меня. Особенно если эти люди были мужчинами, считавшими, что женщины просты.

В стальном взгляде Сента читался безмолвный вопрос. Конечно, он не стал бы делать что-то столь простое, как спрашивать меня, откуда я знаю про тату. Нет, каждый шаг в нашем взаимодействии был игрой и игрой опасной.

— Мне хотелось написать книгу о мотоклубах, — дала ему подсказку. — Но не романтизируя их так, как большинство современных авторов, заставляя женщин сходить с ума по убийцам и наркоторговцам. Конечно, если приукрасить преступный мир, он не кажется таким уж плохим. — Я пожала плечами. — Но так как не очень люблю приукрашивать, мне пришлось провести небольшое исследование. Я поспрашивала кое-кого, потусовалась в парочке клубов.

Сент стиснул зубы.

— Значит потусовалась в парочке клубов.

Я наслаждалась его неуместной яростью в отношении того, что пережила.

— Если могу взаимодействовать с темой, о которой пишу, я это делаю. Поскольку в наши дни становится все труднее вызвать дьявола — слишком много людей его вызывают — решила, что будет разумнее выбрать что-то более доступное.

Ему было не до смеха.

— Какой клуб? — процедил он.

— Какое тебе дело?

Сент шагнул вперед, наши тела соприкоснулись. Никаких намеков. Его шаг — очевидная грубость и предупреждение; я даже не была уверена, что мужчина сделал его осознанно.

— Мне, бл*дь, не все равно, — прошипел он. — Какой клуб?

Я не должна была отвечать на его вопрос. Конечно, не должна. Но он вел себя так, будто я просто была обязана ответить. Как будто я принадлежала ему.

— «Техас».

Глаза Сента сверкнули, в воздухе стала ощущаться горечь и сила его ярости. Я понимала, что подобная реакция должна была только напугать, но она возбуждала. Никакой ванили, потому что я нуждалась в его ярости больше, чем в нежности.

К черту его нежность.

— Знаешь, как тебе