Продайся мне - Анастасия Соловьева

Вилка падает на тарелку, обрывая следующий вопрос Вероники. Перед глазами темнеет, в ушах раздаётся мерзкий гул. Я жмурюсь, делаю несколько глубоких вдохов, дрожащими пальцами хватаюсь за стол. Постепенно шум стихает, до моего сознания доходят встревоженные вопросы коллег, мягкие прикосновения Вероники к плечу.

— С тобой всё хорошо? Илана, ты меня слышишь?

— Сбегайте кто-нибудь за водой.

— А нашатыря случайно ни у кого нет?

— Анжел, ну кто в сумке нашатырь носит?

— Ну мало ли, вот у моей сестры ВСД, она всегда берёт с собой нашатырный спирт. Ей помогает, — отвечает, по всей видимости, Анжела.

Мне дают бутылку минеральной воды, я киваю и присасываюсь к горлышку. Девчонки настороженно смотрят на меня, волнуются даже те, кого я совсем не знаю. Приятно. Перед ними неизвестный человек, а они проявляют заботу, бегают за водой, про нашатырный спирт шутят. Чёрт, как мне, оказывается, не хватало социальных контактов! Я прихожу в себя и благодарно улыбаюсь каждой девушке.

— Спасибо вам огромное, — мой голос предательски дрожит, ну и ничего страшного. Я же не робот, могу расчувствоваться. — Мне уже лучше.

— У тебя вегетососудистая дистония? — хмурится Анжела.

— Нет. Вроде нет. Я к врачу не ходила.

— Зря, — ещё больше хмурится коллега.

— Ой, Анжел, если у тебя голова закружится — ты сразу побежишь в больницу с криками: «Спасите-помогите, у меня рак, инсульт и вообще я скоро умру», — закатывает глаза Руслана.

— А что тут плохого? — дует губы Анжела.

Руслана прижимает ладонь ко лбу и усмехается. Катя хихикает, Света и Вероника еле сдерживают улыбку. Я вспоминаю о еде. До конца обеда осталось двадцать минут, но мне нужно вернуться пораньше.

— Очень вкусная котлета, ты была права, — обращаюсь к Руслане.

— Будешь обедать с нами почаще — узнаешь много интересного.

Вероника жуёт губу, а затем, словно решившись, дотрагивается до моей руки.

— А ты случайно не беременна?

От удивления мои глаза округляются, а в горле застревает ледяной комок. Нет, ну что за бред? У меня всего лишь голова закружилась, такое бывает после сильного стресса.

Я отрицательно мотаю головой:

— Нет, я просто перенервничала.

— Ты уверена? — недоверчиво переспрашивает она.

— Ник, хватит, не смущай девчонку, — осаживает её Светлана. Она явно старшая в этом коллективе, на вид ей сильно за тридцать, тогда как остальные девушки выглядят на двадцать пять, не больше.

— Я вечером знакомлюсь с родителями своего парня, поэтому немного не в себе, — неожиданно объясняю коллегам.

Заметив всеобщую заинтересованность, я продолжаю откровенничать с незнакомками. Говорю о своём волнении, о том, что родители Назара — богатые уважаемые люди, которым я могу не понравиться. Девчонки понимающе кивают, дают несколько полезных советов, вспоминают забавные истории из жизни. Оказывается, Анжела уже три раза знакомилась с родителями своих парней, а вот Руслана и Катя до сих пор не состоят в мало-мальски серьёзных отношениях. Замужем только Светлана, она дружит со свекровью и даже звонит ей несколько раз в неделю.

— Не дрейфь, у тебя всё получится. Просто будь самой собой, — подмигивает мне Вероника.

Я от всего сердца благодарю девчонок и убегаю к себе. Слава всем богам, Гордеев не просит зайти к нему, на даёт сложных поручений и вообще будто забывает о моём существовании. Я освобождаюсь около семи. В левой половине груди ноет и надрывно звенит, когда я выхожу из офиса, прыгаю в такси и полчаса наблюдаю за вечерним городом.

В квартире Назара нет. Наверное, он снова с родителями. Я переодеваюсь в элегантное синее платье, наношу на лицо неброский макияж, при этом ощущаю себя восковой куклой. Моё тело застывшее, словно неживое, в глазах зияет пустота. От меня остаётся лишь оболочка, призванная быть красивой, послушной, удобной. А душа заливается горькими слезами, ей хочется радости, веселья, восторга, но ничего этого нет. Может, со временем всё изменится? Я найду баланс между работой и личной жизнью, я выброшу Гордеева из головы.

В ресторан еду сама. Назар звонит и предупреждает, что встретит меня у входа, я же послушно глотаю его указания. Он подарил мне цветы и он собирается познакомить меня с родителями. Это о многом говорит. Нельзя сомневаться.

— Прекрасно выглядишь, — глаза Назара ярко вспыхивают.

Поясницу ломит, тело совсем не слушается команд. Знаю я этот сияющий взгляд и хрипловатый голос. Назар хочет меня.

— Спасибо, — киваю я, позволяя поцеловать себя в онемевшие губы.

— Родители уже внутри. Не переживай, малыш, они будут от тебя в восторге.

Я воспринимаю дальнейшие события так, будто не участвую в них, а лишь наблюдаю со стороны. Вот я улыбаюсь красивой женщине с зелёными глазами, как у Назара, потом здороваюсь со статным седовласым мужчиной с тяжёлым взглядом.

Сажусь за стол, заказываю апельсиновый сок, потому что хорошие девочки не пьют вино, тем более на встрече с родителями. Назар хвастается открытием ресторана в центральной гостинице Дамира. Я замечаю, что его мама от восторга даже говорить внятно не может, только улыбается радостно и обнимает сына. А отец после минутной паузы произносит нечто, отдалённо похожее на похвалу. Но от этих скупых слов Назар начинает сиять, словно начищенный самовар. Я улыбаюсь, изображаю счастье, но внутри зреет очередной протест.

Я нахожусь не в своей тарелке. Мне неуютно среди этих людей, неприятно изображать из себя пай-девочку с идеальной укладкой и неугасающей улыбкой. Знаю, что Назар хочет видеть меня именно такой, но разве это я?

— Илана, вам нравится работать на Дамира Гордеева? — спрашивает отец Назара.

— Да, безумно, — теперь моя улыбка настоящая. — Я начинаю понимать, на что способна, какие задачи могу решить без чужой помощи. И коллектив хороший. Я как раз сегодня познакомилась с сотрудницами, мы вместе обедали.

Боковым зрением замечаю, как дёргаются губы Назара. Что опять не так? Как же обидно!

— Не думал, что Гордеев берёт на работу людей без образования, — снисходительно произносит отец Назара.

Протест разрастается, фонтанирует искрами.

— У меня нет высшего образования, но я справляюсь со своими обязанностями. Дамир Александрович знает, что делает.

— Иланочка, ну вы же не будете вечно работать какой-то