Чарльз Вильямс - Девушка с холмов

Нетерпеливое желание таксиста увидеть драку мне не слишком понравилось. Против бара я приостановился, но вовремя вспомнил, что должен встретиться с Анджелиной где-то через полчаса. Поэтому я перешел улицу и сел в «бьюик». Я отъехал от бара, испытывая некоторую гордость оттого, что я женатый человек и у меня есть чувство ответственности. Я немного даже удивлялся себе. Раньше перспектива новой драки с большеротым Джеком была бы для меня соблазнительной приманкой.

Я остановился напротив парикмахерской, на противоположной стороне улицы, и стал ждать. Вскоре появилась Анджелина и стала оглядываться. Я почувствовал, что, когда я гляжу на нее, по мне разливается тепло и ощущение счастья. Я не сразу нажал на гудок и помахал ей рукой.

Коротко постриженные волосы вызвали у меня, как я и ожидал, некоторый шок. Однако, видя ее озаренную солнцем головку с рыжеватыми кудрями, я понял, что с этим можно жить. И когда она захочет переменить прическу, я, вероятно, буду так же поражен, как сейчас.

Я перешел через улицу. Она с нетерпением меня ждала.

– Ну что?

– Ты права. Я зря все это время был против. Это прелестно.

– Потрогай! – сказала она.

Я очень осторожно дотронулся до колечек на ее голове.

– Пойдем скорее в гостиницу!

– Нет, ты слишком много времени потратил, вырабатывая свой план, – улыбнулась она. – Давай останемся в центре, пока не сделаем всего, что ты наметил.

В одном из магазинов мы выбрали купальный костюм и махровый купальный халат канареечно-желтого цвета, сандалии и купальную шапочку. Пока она возбужденно бегала между прилавками, ища еще какую-то одежду, я купил себе плавки. Мы наполнили машину свертками и отправились в гостиницу.

Когда мы вошли, цветы уже стояли в комнате. Она обхватила мою шею руками и потянула к себе, как утопающий пловец. Прижав губы к моему уху, она страстно прошептала:

– Обними меня крепче, вот так, Боб! И никогда не выпускай!

Глава 19

Следующие шесть дней прошли чудесно. Рано утром, иногда даже до восхода солнца, мы плавали в полосе прибоя. Потом лежали на песке и разговаривали. Возвращались в девять или позже в предвкушении завтрака. Казалось, Анджелина никогда не устает бороться с прибоем и восхищаться им. То, что залив никогда не был спокоен, служило источником постоянного удивления, и она говорила, что это – океан.

Большинство девушек, приходивших на берег, обычно были склонны немного побарахтаться в воде, чтобы потом выйти и разлечься в привлекательных позах на песке. Но Анджелина хотела большего. Вода зачаровывала ее, и она получала какое-то особое, странное удовольствие, борясь с волнами. Чем выше они были, тем больше ей это нравилось. А ведь вначале она совсем не умела плавать. И мне пришлось давать ей уроки в бассейне по вечерам.

Когда она появлялась на берегу в своем желтом костюме, все головы поворачивались в ее сторону. Прекрасно зная это, она все же валянию на песке предпочитала плавание среди волн, вызывавших у нее трепет. Когда она наконец уставала, мы ложились, распростершись на песке. И я, закурив, не отрываясь смотрел, как она снимала белую купальную шапочку и встряхивала кудрями.

– Почему ты всегда так на меня смотришь? – улыбнулась Анджелина.

– Ну, это блестящий вопрос. Ты даже не представляешь себе, как выглядишь в этом костюме, да?

– Тебе он нравится?

– Только когда он надет на тебе. Или лучше сказать, когда ты частично в нем. У меня всегда температура повышается, когда я смотрю на тебя. Понимаешь, он очень сексуален, но в то же время очень хороший и правильный. Но может быть, эти симптомы ошибочны и мы любим друг друга платонически?

– Что значит – платонически? – спросила она, и я объяснил ей. Она рассмеялась. – Думаю, что до сих пор мы любили друг друга не очень платонически. Но теперь мы можем начать, правда?

– Немедленно.

– Это забавно. Я всегда хотела сидеть на пьедестале. Я читала об этом в книгах. Как долго, по-твоему, мы должны этим заниматься?

– По крайней мере, пока мы здесь, на берегу. Мы должны выдержать испытание.

Мы долго молчали, и наконец она бросила на мои плечи горсть песка и спросила:

– О чем ты думаешь? Ты так серьезен.

– Анджелина! Твое имя звучит так музыкально, и в то же время в нем есть какой-то журчащий звук. Почему тебя так назвали? Это не в честь реки?

– Да. Я родилась в долине реки Анджелины, когда папа арендовал там ферму. Тебе это кажется смешным?

– Я считаю, что твое имя прекрасно. Я рад, что ты родилась там. Представь себе, что ты появилась бы на свет севернее, в Пенобскоте или в Шулькил?

– А тогда ты любил бы меня?

– Я любил бы тебя, даже если бы ты родилась на северном разветвлении Янцзы-Цзяна.

Однажды, когда мы лежали в темноте комнаты, а на набережной уже утихли всякие звуки, кроме шума прибоя, Анджелина внезапно обхватила меня за шею и прижалась к ней лицом.

А я-то думал, что она спит.

– Боб, – прошептала она, – давай никогда не возвращаться! Разве мы не можем остаться здесь навсегда?

– Да, правда, здесь чудесно.

– О, не только это. Боб. Я всегда была так несчастна там, и все было так, так… Я не знаю, как выразиться. Но я просто содрогаюсь, когда думаю об этом и о тебе, и я боюсь возвращаться. Никак нельзя остаться здесь?

– Нет, – ответил я. – Я должен вернуться к своей работе.

– Но тебе ведь не обязательно работать там? Ты мог бы устроиться здесь или где-нибудь в другом месте.

– Нет. Запомни: моя ферма там, и мы должны там жить.

– Но тебе не обязательно вообще жить на ферме. Ты мог бы заниматься множеством других дел. Чему-то же тебя учили в колледже!

В темноте я ухмыльнулся. Прорывать линию и отбивать левый хук – вот все, чему я научился там. Это не слишком полезно для дальнейшей жизни, особенно если ты малоперспективен в обоих отношениях.

– Мне очень жаль, Анджелина, но мне нравится жить на ферме. Я научу тебя тоже любить это. Все будет иначе, чем раньше.

Она вздохнула:

– Я знаю это. Боб. С тобой мне везде будет хорошо. Я больше не стану говорить об этом. Просто иногда мне делается страшно, когда думаю о возвращении.

Почти каждый вечер мы отправлялись танцевать. Только здесь Анджелина узнала, что такое танцы. Я тоже на паркете не Бог весть что и очень быстро научил ее всему, что умел. С ее природной грацией и хорошим чувством ритма она скоро могла уже танцевать с более профессиональными танцорами, чем я. Другой вопрос, что ей не представлялось такой возможности.

Один скверный момент, который я пережил за это время, был как раз во время танцев. Оркестр исполнял «Звездную пыль», и мы танцевали, тесно прижавшись друг к другу, когда она подняла на меня глаза: