Сара Крейвен - Солнечные часы

— Пойми, будь я таким подонком, каким ты меня вообразила, я бы не ушел. Напросился бы к тебе на ночь. Потому что я мог бы это сделать. Разве не так?

Сама себе не веря, Оливия прошептала:

— Да.

— Ах, любовь моя, — мягко проговорил Дилан. — Ты тоже изменилась.

— Но это ничего не меняет. — Она прислонилась к часам. Острая каменная кромка резала ей руки. — Ты использовал меня. Манипулировал мной. Ничто не может служить извинением.

— Может быть, и так. Но разве не на ошибках мы учимся? И разве не заслуживаем прощения? Потому что именно об этом я прошу. Не оставляй меня, Оливия. Хочешь, я буду на коленях умолять тебя?

— Не надо, — ответила она. — Все кончено, Дилан. Ты уже однажды одурачил меня. Но больше нет смысла притворяться.

— Так ты думаешь, что все, что было между нами, — лишь игра? — Он устало прикрыл глаза. — Боже, еще не родился актер, способный на такое. — Его глаза снова вспыхнули серебристым пламенем:

— Скажи, что не любишь меня, Оливия. Поклянись, и я отпущу тебя. Но скажи мне правду.

— Ты не должен требовать этого от меня. — Ее голос сорвался. — Это жестоко. И нечестно.

— Нет, — хрипловато ответил он. — Это правильно. Я борюсь за тебя, Оливия, за наше счастье. За нашу совместную жизнь. За наших не рожденных еще детей. Ты — моя женщина, и теперь уже ничего с этим не поделаешь. — Он снова посмотрел просительно. — Дорогая моя девочка, ты же любишь меня. Ты не могла бы отдаться мне, если бы не любила. Ты не способна на это. Ты — моя, и я — твой. Другого пути у нас нет. Я причинил тебе боль, и никакая жертва этого не искупит, но мне тоже больно.

Оливия не ответила. Она увидела в его глазах отражение своего одиночества, своего отчаяния. И в этот момент в самом уголке холодной пустыни ее души проклюнулся крошечный росток тепла и веры. В ней снова рождалось доверие. И сердце сбрасывало осеннюю дремоту, готовясь к пышному весеннему цветению.

— Я не сразу понял, что начал любить тебя. Осознание пришло постепенно. В основном потому, что я не ожидал этого. Если честно, я не хотел этой любви. У меня были совершенно другие планы. И в Ирландию я уехал в надежде избавиться от непрошеного чувства. Соврал себе, что ты все еще влюблена в Джереми и у меня нет ни единого шанса.

Но я просто не мог перестать думать о тебе. Так что моя мать наконец спросила, когда же она познакомится с будущей невесткой. Тогда я понял, что к лучшему или к худшему, но я обязан вернуться. Заставить тебя понять, кто такой Джереми и что ты принадлежишь мне. Как-то убедить тебя, что я люблю тебя и хочу, чтобы ты стала моей женой. Потому что это чистая правда и ничего, кроме правды. — Он вздохнул:

— Я как раз собирался к тебе, когда внезапно появилась Мария. Ей понадобилась моя помощь, и я не мог отказать.

— Как… как она? — неуверенно спросила Оливия.

— Ей очень плохо, — мрачно ответил Дилан. — Но вся семья поддерживает ее. Она сейчас у родителей. Кажется, она уже готовит документы на развод.

Он немного помолчал, прежде чем снова заговорить:

— В ту ночь я не собирался предаваться с тобой любви. Мне хотелось утешить тебя, потому что я понимал, как тебе плохо. Я сказал себе, что сначала завоюю твое доверие. А вместо этого очутился в раю.

А теперь я — ничто, Оливия. Уходя, ты забрала с собой мою жизнь. Все мечты и надежды. Вернись, любимая. Моя единственная любовь. Только тогда я снова стану человеком, а не тенью.

Она стояла, боясь шелохнуться. Столь хрупким было ее нежданное счастье. Ее переполняли радость и ожидание. Теперь их любовь может длиться вечно.

Она робко улыбнулась, словно все еще не верила, что это не сон.

— О! А ты не боишься, что время заставит любовь пройти незаметно?

— Никогда не заставит. — Его глаза все еще ждали от нее окончательного решения.

— Тогда чего же ты ждешь, любовь моя? Ведь нам теперь не хватит и вечности, — сказала Оливия, и глаза ее сияли, а голос был нежен, как лепестки роз.