Татьяна Туринская - Танец белых одуванчиков

— Света.

Та затихла. Перестала ли плакать, нет ли, но уже не вздрагивала, насторожилась вся, напряглась, словно приготовилась к новому удару.

— Ты меня прости, если что не так. Я просто сам не знаю, что и думать. Слишком ты какая-то…, - Кирилл замялся, не желая сделать ей еще больнее. — Какая-то податливая, что ли. Хоть бы слово сказала, хоть бы ради приличия покочевряжилась, а ты… "Нате меня, пользуйтесь". Думаешь, мне не обидно? Такое впечатление, что тебе все равно, я с тобой, или кто другой. Пришел — на, получи, чего изволишь, не жалко…

Света еще больше забилась в уголок, вжалась в диван, плечи вновь задергались. И совсем уже былая уверенность исчезла: нет же, нет, он дурак, он идиот, это он ничего не понял, а она, она…

Немалое усилие пришлось применить Кириллу, чтобы оторвать хозяйку от дивана. Попытался заглянуть в глаза, да та так рьяно засопротивлялась, уткнулась лицом в его рубашку и все так же молча продолжала плакать, только теперь уже иногда всхлипывала потихоньку, с каким-то жутким надрывом. Кирилл прижал ее к себе, гладил по спине, успокаивая:

— Ну-ну, тихонько. Ну хватит же, тихо, тихо. Не надо… Я неправ, я просто ничего не понимаю, я совершенно не разбираюсь в женщинах.

Он держал в своих объятиях ее податливое тело, но ни на что этакое не посягал. Отчего-то так приятно было просто держать ее в своих объятиях, просто обнимать, не предпринимая никаких действий. И уже полностью развеялись дурные мысли насчет ее чрезмерной любвеобильности и безотказности. Глупости, все глупости, он сам себе напридумал разных гадостей, которых на самом деле нет.

И только когда Света как-то резко вырвалась от него и, спрятав лицо в ладони, убежала в ванную, Кирилл понял, почему она так сопротивлялась, почему не позволила ему заглянуть в ее глаза — его рубашка была вымазана какой-то черной гадостью. Тушь. Тушь. Это всего лишь тушь поплыла, дешевая тушь. Света просто постеснялась этого, не хотела, чтобы он видел ее чумазой.

Через несколько минут хозяйка вернулась в комнату. Смущенная, розовенькая. То ли снова покраснела, то ли полотенцем сильно растерлась. Кирилл не смог сдержать легкого смеха:

— Ой, какая ты смешная!

Она и правда была смешная — ни бровей, ни ресниц, одно сплошное розовое, как у новорожденного поросенка, лицо. Света засмущалась еще больше, одной рукой прикрылась от гостя, другой сгребла косметику с полочки перед зеркалом и снова собралась улизнуть в ванную. Кирилл поймал ее, не отпустил:

— Стой. Иди сюда. Какая ты смешная…

А сам не мог оторвать глаз от ее действительно смешного "лысого" лица. Смотрел долго-долго, смотрел серьезно, даже и не думал насмехаться. Потом поцеловал в блестящий после умывания нос.

— Смешная… Как одуванчик…

И от его интонации, от теплоты, которую Кирилл не смог скрыть, Света смущенно улыбнулась и прижалась к нему всем телом.

— Я бледная моль, не смотри на меня…

Кирилл медленно покачал головой:

— Глупая, какая же ты глупая! Если уж на то пошло, то никакая ты не моль. Мышь. Обыкновенная белая мышь. Разве что кудрявая…

Глава 13

Александр Никанорович перевернул страницу "Деловых ведомостей" и снова погрузился в чтение биржевых новостей. Ирина Станиславовна вздохнула тяжко и перевернулась на спину. Глаза ее были открыты, слепо разглядывали потолок.

— Чего вздыхаешь, мать? — отозвался Андрианов.

— Да так, — неопределенно ответила Ирина Станиславовна.

— Что "так"? Ты давай не финти. Случилось чего, что ли?

Ирина Станиславовна вновь вздохнула:

— Да нет, вроде.

— А чего ж вздыхаешь? — Александр Никанорович забеспокоился. — Ир, ты лучше выкладывай, что там у тебя на уме, а то я себе напридумаю Бог знает чего. Что-то случилось?

— Да нет, с чего ты взял, — попыталась отвертеться от разговора. — Все нормально. А зачем к тебе Зельдов приходил?

— Да так, — расплывчато ответил Андрианов.

— Вот и поговорили, — невесело усмехнулась Ирина Станиславовна.

Александр Никанорович забеспокоился не на шутку. Свернул газету, положил на прикроватную тумбочку:

— Нет, Ириш, ну серьезно, в чем дело? Я же вижу, ты какая-то сама не своя. Что случилось-то?

Ирина Станиславовна приподнялась, подбила подушку повыше и села, опершись на нее спиной.

— Да нет, Саш, правда ничего не случилось. Вернее, я не знаю. Просто мне кажется, что что-то не так. Просто кажется, и все. Вот ты ничего не заметил? По-твоему, у Кирюшки все нормально?

— У Кирюхи-то? Да вроде нормально. Он мне ничего не говорил. Вроде без проблем. Бизнес расширяется, работает парень, как надо, башка на плечах имеется. Я не думаю, что у него какие-то неприятности. Я бы наверняка знал…

— Ай, — скривилась супруга. — Вечно у тебя один бизнес на уме! Ты хоть о чем-нибудь другом можешь подумать? Ладно я — я уже привыкла, что ты кроме бизнеса своего ничего вокруг не замечаешь. Я тебе не нужна — ясное дело, старая стала, а вокруг молоденьких полно.

Андрианов коротко хохотнул, ущипнул Ирину Станиславовну за бок:

— Ладно тебе прибедняться, старушка! На кой они мне, те молоденькие. Я-то уже не молоденький.

— Ага, не молоденький! — парировала Ирина Станиславовна. — Видела я, как на тебя красотки пялятся!

Александр Никанорович посерьезнел:

— Глупая ты, Ир! Они ж, мать, не на меня пялятся, они на деньги пялятся. Смотрят вроде на меня, а видят кошелек. А сам я им без надобности. Сам я не такая уж большая ценность. Кроме тебя и не нужен никому.

Ирина Станиславовна хитро прищурилась:

— Ой, ой! А кто сказал, что ты мне нужен? Что от тебя, старого, толку? Сам же сказал. Я, может, тоже на деньги твои позарилась.

— Ага. На деньги. На зарплату скромного крановщика. Тоже мне, охотница за сокровищами! Ладно, мать, ты мне зубы-то не заговаривай. Что там с Кирюхой?

Супруга замялась. Потянула мгновение, в последний раз посомневавшись: стоит ли тревожить мужа, или ее подозрения не более чем материнская ревность к невестке?

— Знаешь, Саш, мне кажется, у них с Тамарой не все в порядке. Я знаю, ты сейчас скажешь, когда кажется — креститься надо. Но я серьезно. Он какой-то другой стал. Счастливые люди ведут себя несколько иначе. Особенно молодожены. Они ж должны побольше времени вместе проводить, а его вечно дома не бывает. Да и колючий какой-то стал. А когда я его про Тамару на днях спросила, у него такой взгляд жуткий сделался, ледяной какой-то, неживой. Вот и маюсь теперь. А вдруг он не на той женился, а? Что скажешь? Как она тебе, Тамара?

Андрианов помолчал в раздумьях, потом ответил неуверенно: