Алекс Стюарт - Фиктивный брак

6

— Мы… мы так надеемся, что вы будете счастливы… то есть я хочу вам сказать, вам будет удобно здесь!

— О, благодарю вас, мисс Симпетт! Конечно же, будет!

Джой произнесла это доброжелательно и одобряюще; бедная старая дева так трепетно стремилась, преодолевая смущение, показать новобрачной «ее комнату». В жизни богатой женщины мисс Симпетт это было значительное событие!

Неожиданно та сказала:

— Может быть, это немного странно… незамужняя дама показывает новобрачной ее спальню… Ну… я думаю, вы, такая молоденькая, смотрите на меня как на старую деву?..

— О нет! — воскликнула Джой, мягко погладив маленькой мягкой ручкой костистую руку мисс Симпетт (этот жест на веки вечные расположил к ней мисс Симпетт). — Вы помните, кто-то сказал: «Не существует в мире старых дев; есть только неоткрытые жемчужины».

— В самом деле это кто-то сказал? — пробормотала мисс Симпетт. Ее костистый нос порозовел, ее подслеповатые глаза сквозь выступившие слезы впитывали в себя каждую черточку гладкого личика Джой и словно бы умоляли: «Не думай, что, если я никогда не была замужем, я ничего не понимаю! Я тоже мечтала! Я вижу, твои мечты сбылись. Так будь доброй со мной! Не смейся надо мной!» Но вслух она сказала только: — Э… вот здесь ванная, — и морщинистой рукой открыла дверь в царство розового кафеля, серебряных тазов, флаконов с ароматическими солями с огромной ванной посередине — этакий триумф французско-американской роскоши.

— Чудесно, — искренне сказала Джой.

— А там… — Мисс Симпетт быстро повернулась и столь же быстро отвернулась, показав на дверь слева. — Там будет… э… гардеробная мистера Траверса. О, мы знаем, что нужно джентльмену! Вы знаете, у нас есть племянник, который часто к нам приезжает и живет здесь. — Она сказала это с гордостью. — Это сын моей сестры; моя младшая сестра вышла замуж… О, как все похоже… Наш племянник сейчас в армии… Ну, вот гардеробная. Хорошая большая комната. Я всегда говорю, джентльмену нужно много места для его вещей!

— Да, конечно, — согласилась Джой и смело пошла по ворсистому ковру мадам Жанны к двери гардеробной. Открыла дверь, заглянула в комнату и коротко кивнула.

— Надеюсь, ваш муж найдет… найдет здесь все, что ему потребуется, миссис Траверс.

— Большое спасибо, мисс Симпетт, конечно же. Здесь все совершенно чудесно, — сказала Джой, страстно желая хоть на мгновение остаться в одиночестве («Е-е-е!» — как, вероятно, говаривала мадам Жанна, чтобы дать волю неудержимому смеху). Джой тоже последовала ее примеру.

7

Потому что — Господи! — что еще ей оставалось? Только смеяться.

Все остальное уже было. Было смущение. Были страдания. Было сопротивление. А теперь ее действительно забавляли пародийная пышность и торжественность, с какой обставлялся ее «медовый месяц». Ее забавляло, что сестры Симпетт называют их с Рексом Траверсом «наши двое молодых людей» и сочиняют целомудренные шуточки о том, что, слава Богу, есть кому последить за здоровьем доктора. Ее забавляло, что кухарка Мелани благословляла ее всякий раз, когда она заходила в кухню, называла «моя маленькая дама», бросала шаловливые полупонятные намеки на «эти первые дни» и громогласно прославляла обаяние месье доктора — ах, при таком муже мадам не стоит жалеть себя!

— Я себя и не жалею, — соглашалась с ней Джой, втайне радуясь, что Мери не понимает по-французски.

Она действительно не жалела себя; она с искренней радостью играла в эту неправдоподобную веселую игру. Это все же гораздо, гораздо лучше, чем если бы само место и вообще окружение постоянно вызывали воспоминания о настоящей ее любви. Тогда бы она плакала, а не смеялась — и так же часто, как теперь заливалась смехом, в эти первые дни на вилле «Монплезир».

8

Хорошо это или плохо, но молодые люди могут жить одним днем. Во всяком случае, Джой это умела. Именно поэтому день, когда Джеффри выбил почву у нее из-под ног, стал самым черным днем ее жизни и поверг ее в такую глубокую, непреходящую тоску.

А сейчас это же свойство собственной натуры спасало ее. И чем чернее была тоска, тем светлее радость. Радость оттого, что она в таком прелестном и забавном месте, оттого, что она полна здоровья, сил и красоты, оттого, что будущее ее ясно и прочно, поскольку сама она упрочила будущее сразу двух человек — мужчины и мальчика. И вот она жила одним днем, принимая жизнь такой, какова она есть. Вела тетрадь назначений, выписывала счета, печатала письма, следила за своим домом, а вдобавок — могла купаться, совершать прогулки, играть в теннис, знакомиться с самыми разными людьми. И время летело быстро. Дни ее были так заполнены, что она порой просто забывала о неестественности ситуации.

Лишь иногда ночью — вот так в веселую мелодию порой вплетается грустная нота — ей приходила в голову мысль, что вот она здесь, в этих божественных пенатах, полная сил, здоровья и красоты, молодая, а между тем ведь ее, вероятно, ждет судьба мисс Симпетт («Неоткрытая жемчужина»)! Что толку быть молодой, красивой и иметь прекрасный гардероб, если она, в сущности, приговорена пожизненно оставаться без того, ради чего женщины и стремятся быть молодыми, красивыми и хорошо одетыми. Гораздо менее красивые девушки могли претендовать на гораздо большую любовь к себе. Девушки, чьи губы никто не уподоблял лепесткам цветка! Ну и пусть, лучше не думать об этом! Лучше не думать о поцелуях; неужели когда-то их было много в ее жизни? Сейчас она даже не помнит их вкуса и чувствует себя так, словно ее не целовал никто и никогда. Как писал Джеффри, «чем крепче вино, тем слабее послевкусие». Лучше не думать… что она, как гроб Магомета, меж двух мужчин, и ни один… ничего!..

Один разбудил в ней страсть, но обманул, разбил ее мечты, так что она кинулась прочь, к другому, и устроила это безумное предложение, воплотив его в жизнь, во что сейчас сама с трудом верила.

Другой был ее работодатель, который просто-напросто ее не уволил. Он не обращал на нее внимания, но и не выражал недовольства новой ее работой. Уже хорошо. Тем не менее, она часто ловила себя на том, что в ней поднимается раздражение против Рекса Траверса, не потому, что она хоть в малой мере хотела бы, чтобы он ее заметил (она не хотела; и никогда не захочет, но все же он совершенно бесчеловечное существо, если ему не пришло в голову задаться вопросом, что стояло за ее бравадой, когда она сказала: «Почему бы вам не жениться на мне?»).

Теперь это уже не имеет значения. Рубикон перейден, возврата нет. Траверс получил свою практику, будущее мальчика обеспечено, а она выполняет условия сделки. (И она считала делом чести быть столь же деловитой на «вилле для новобрачных», как и на Харли-стрит.) Она все реже и реже вспоминала о словах доктора Локка: «Нетрудно вновь обрести свободу». Прежняя жизнь постепенно становилась нереальной. Джой смутно подозревала, что после всего, что было, свобода отнюдь не принесет ей счастья. Здесь же она жила полной и интересной жизнью, вовсю пользуясь преимуществами этой королевской сделки, и находила эту жизнь совсем неплохой.