Пуговицы и ярость - Пенелопа Скай

предпочел сюсюкаться с ней. А я такого просто так простить не могу.

– Ты вообще о чем?

– Во-первых, ты свалил на меня одного дело нашей мести. Я тебе сто раз говорил, как много для меня все это значит. А ты, блядь, еще и подстрелил меня! Что за ху*ня, Кроу?

– Просто ты ворвался в мой дом и едва не убил ее. И что прикажешь мне делать после такого?

– Ты должен был выбрать родного брата, а не какую-то прошмандовку.

– Не называй ее так.

Она могла быть кем угодно, но только не шлюхой. И теперь она была моей и только моей.

Кейн закатил глаза:

– Ну вот, опять двадцать пять! Что тебе в ней? Боунс дает за нее двадцать миллионов, а ты ничего лучше не мог придумать, как шмальнуть в родного брата! У нее манда что, золотом выложена?

– Тебе не следует говорить о ее манде.

Меня аж скрутило при его словах, и черт знает, сколько сил потребовалось, чтобы не схватиться за пистолет.

Кейн посмотрел на меня:

– Чувак, ты мне больше не брат.

– Она вне игры. Она не собственность Боунса или кого там еще. И она не будет использована для того, чтобы отомстить за Ванессу. Придумаем другой план. Так что отъе*ись от нее.

«Если он выкинет еще раз подобный кунштюк, – подумал я, – точно убью его».

Кейн скрестил руки и медленно покачал головой:

– Ты понимаешь, что ты конченый идиот?

– А ты понимаешь, что ты – хер моржовый?

– Я рисковал собственной жопой ради того, чтобы отбить эту бабу у Боунса! Или ты уже забыл?

– А я, кажется, предложил тебе за это неплохую компенсацию. Или тоже память коротка стала?

– А нахер мне деньги? – хмыкнул Кейн. – Я хочу отомстить. В какой-то степени я уже отомстил, когда вышибал дерьмо из твоей подружки. Так что если ждешь от меня извинений, то напрасно теряешь время. Какие тут могут быть сожаления да угрызения? И если бы мне выпал шанс повторить подобное, не сомневайся – повторил бы.

Кейн уже прошел точку невозврата.

– Слышишь, в таком случае я снова выстрелю в тебя. Только на этот раз – в твою, мать ее, голову.

– Да, пожалуйста. Ты теперь мне не брат, я тебе – тоже. Так что валяй!

Где-то в самой глубине души я понимал его. Мы отбили Пуговицу у Боунса, чтобы достичь нашей общей цели. Но как только я увидел всю его неудержимую ярость, для меня все изменилось. Я взял ее под свою защиту для собственного удовольствия, но Пуговице удалось показать мне другого меня, о существовании которого я даже не подозревал. Я понимал, что предал Кейна.

– Мы навсегда останемся братьями. Мы с тобой – это все, что осталось от нашей семьи. Но больше не переходи мне дорогу. Вообще, за то, что ты сделал с Пуговицей, я должен убить тебя.

Кейн смотрел на меня своим обычным ледяным взглядом, к которому я давно привык.

– Я не успокоюсь, пока не отомщу за Ванессу. И убью всякого, кто встанет у меня на пути, даже твою подстилку.

– Ты что, думаешь, что Ванесса действительно захотела бы такого? – спросил я.

Перл была ни в чем не повинной женщиной, которую похитили во время отпуска. Потом ее продали, как живой товар, этому психопату Боунсу. Она такая же жертва, как и Ванесса. Почему она должна отвечать за преступления другого человека?

– Мне наплевать, жертва она или нет. Мне плевать на то, что она оказалась не в том месте и не в то время. И теперь она здесь и должна смириться с этим фактом. Потому что она необходима для осуществления нашего плана. Какой-то гондон разрушил нашу семью, и я собираюсь дать ему ответку по полной.

– Она вне игры, – сказал я. – Мы с тобой должны придумать новый способ отомстить. Раньше у нас вдвоем неплохо получалось.

– Да не хочу я никакого нового способа.

– Что, хочешь придушить его голыми руками?

– Нет. Я хочу, чтобы он страдал, как страдал я.

Кейн был упрям и настойчив. Если он принимал какое-либо решение, то настаивал на нем до последнего.

– Я хочу мучить того, кого он любит, как сам он мучил Ванессу.

– Ну так, в чем вопрос? Его рабыня шесть месяцев провела у нас в плену.

– У тебя плену, – хмыкнул Кейн. – И он ничего не знал, что с ней, пока я не отправил ему фотографии. Пусть теперь посмотрит приятные сны, каких мы насмотрелись.

– Только что, – сказал я, – мы открыли против него боевые действия. Началась война века.

Прошлой ночью я чувствовал, как в воздухе буквально сгущаются его злоба и ненависть. Он произнес всего несколько слов, но произнес их смачно.

– Мы виделись ночью.

У Кейна от удивления вытянулось лицо. Он сложил руки на груди и посмотрел на меня как на душевнобольного.

– Зачем?

– Я собирался заплатить ему.

– Ты что, шутишь, да? – спросил он. – Ты заплатил ему за его раба?

Кейн схватился за голову, как будто она должна была разлететься на куски.

– То есть мы ее похитили, а теперь ты готов заплатить? Ну ты, сука, даешь!

– Я просто хотел, чтобы он оставил ее в покое.

– И он взял деньги?

– Нет.

К несчастью.

– Так что теперь будем воевать.

– Значит, она представляет для него гораздо большую ценность, нежели мы полагали.

Кейн едва заметно улыбнулся:

– А хорошо, что я ее уделал. Теперь думаю, ему очень приятно.

Я был уже на пределе. После того, что он сделал с Пуговицей, я видел в нем не брата, а врага…

– Мы должны работать вместе. И убить его – раз и навсегда.

– Думаешь завалить одного из столпов преступного мира Европы? – недоверчиво спросил Кейн.

– Да.

Кейн подошел к столу, налил новый стакан и, стоя ко мне спиной, одним махом опорожнил его. На его нижней губе виднелось несколько золотистых капелек. Кейн стер их рукавом.

– Если бы такое было возможно, мы бы давно его грохнули.

– Это возможно.

– Первый план все-таки лучше. Он работает, причем уже сейчас.

Нет. Пуговица больше не будет страдать. Больше никто не тронет ее даже пальцем.

– Нет.

Кейн трахнул стаканом о стол, едва не разбив его.

– Если бы ты в нее влюбился, я еще мог бы понять. Неужели влюбился?

Такого слова в моем лексиконе не существовало. Во всяком случае, за последние пятнадцать лет я никому не признавался в любви. Вообще, моя привязанность к Пуговице представлялась мне каким-то чудом, но слово «любовь» было здесь ни при чем.

– Нет.

– Тогда я