Андрей Жвалевский - Беременность не болезнь

От обиды на весь мир я уже почти готова была заплакать, но тут меня окликнули.

– Катя?

Знакомый менеджер. Как зовут, не помню, помню только издательство и то, что мы с ним довольно много работали.

– Катя, а где ты теперь? Мне сказали, в Москву уехала.

– Да, уехала.

– И где работаешь?

– Да нигде не работаю. Дома сижу, ребенка рощу.

– А-а-а… – физиономия безымянного менеджера скучнеет. – Ладно, извини, у меня куча дел, сама понимаешь, выставка…

Никому я не нужна!

А Сергею жаловаться нельзя, а то он может окончательно от меня уйти к своей мерзкой толстой тетке.

Мне приятно думать, что тетка у цего мерзкая и толстая.

Была пятница – еще не последний день выставки, но я решил, что тянуть не стоит. Суббота и воскресенье не слишком подходят для принятия судьбоносных решений. Я позвонил Алле и договорился на двенадцать.

– Ты куда? – поинтересовалась Катя, наблюдая за моими сборами.

– На работу.

– В издательство?

– Нет, на выставку. У меня там важная встреча.

– Я с тобой!

Это было что-то новенькое. В последнее время Катерина всего раз выходила на улицу – на Машкин первый звонок. В школу и из продленки забирал ребенка я.

– Ладно, – сказал я, – только давай быстро. Катя уложилась в десять минут, что ломало стереотипы о скорости женских сборов.

В машине я пытался разговорить мою пухлую супругу, но она только морщилась. Несколько раз порывался вернуть ее на уютный диван, но Катя упрямо требовала отвезти ее на выставку и даже попыталась участвовать в моей деловой встрече. Я решил не препятствовать, но Алла, увидев Катерину Ивановну, мило улыбнулась и попросила о конфиденциальной беседе.

– Симпатичная, – сказала она, – беременная? Сейчас все беременные.

– А ты?

– Некогда. Ладно, давай к делу. Ты кому-нибудь рассказывал о нашем разговоре?

– Кой-кому успел.

– Плохо. Будем надеяться, что успеем все провернуть раньше.

– Что провернуть?

– Сейчас расскажу. Кстати, ты-то согласен? Только без соплей по столу: да или нет?

– Ну… да.

– Хорошо. Можешь своим вернуть хотя бы часть долга?

Я задумался. От продажи квартиры что-то осталось. Но все отдавать нельзя, на ребенка придется много тратить, все предупреждают.

– Половину верну.

– Нормально. Значит, решаем так: в понедельник отдаешь деньги и сидишь тихо. Тут такая история…

Еще полчаса Алла вводила меня в курс дела. Оказалось, что наши с ней директора находятся в каких-то сложных взаимоотношениях. В подробностях я моментально запутался, но понял, что если все сделать поумному, то я вообще никому ничего не буду должен, хотя это скажется на моей зарплате.

– Сильно скажется? – уточнил я.

– Первые полгода будешь получать всего в полтора раза больше, чем теперь, – усмехнулась Расуцкая.

– А потом?

– Посмотрим на твою работу. Значит, решили. Ты извини, у меня сейчас человек. Вон он уже маячит. Петр Константинович!

И Алла, не попрощавшись со мной, набросилась на следующего собеседника.

Катю я нашел у выхода из павильона. Она изображала картину: «Аленушка на берегу пруда считает всех козлами».

– Они все тупые! – пожаловалась она. – А о чем ты так долго?

Я поколебался, но рассказывать пока не стал. Хватит Кате и своих проблем.

Нельзя раскисать!

Нужно взять себя в руки и думать о хорошем!

Но мысли то и дело скатываются вниз, прихватывая с собой настроение.

А вдруг у Сергея с этой дурой все серьезно?

А еще меня начала страшно глодать самая настоящая ностальгия. То есть в прямом смысле слова тоска по родине. Пока шло активное обустройство квартиры, пока была масса новых впечатлений, я не скучала. А как только в жизни настало затишье, тоска вцепилась в меня так, что даже дышать стало тяжело.

Я проговорила дурные деньги по межгороду, но не могла не звонить. Я скучала по маме, по подругам, по тренажерному залу, по Машкиной учительнице, по соседям, по квартире…

Если бы я не была беременна, если бы у Маши не начался учебный год, если бы я не боялась сейчас оставить Сергея одного, я бы вечером села на поезд, а утром уже была бы дома.

Я бы собрала всех у себя, я бы ночами болтала с девчонками, я бы им рассказала про Сергея, и они бы мне дали какой-нибудь ценный совет.

Мы с Машкой перегуляли бы во всех любимых местах, просто ходили бы по городу и дышали бы воздухом, а не выхлопным газом! Я бы села за руль и три раза пересекла город по диагонали просто ради того, чтобы не сидеть в машине, а ехать!

Я бы собрала в квартире все мелочи, которые не привезла в Москву и без которых мне сейчас так плохо.

Я хочу постелить на постель свое постельное белье, хочу вытираться своим полотенцем, хочу надеть свой любимый джинсовый комбинезон, который остался еще от первой беременности!

И чем более все это недоступно, тем более мне всего этого хочется.

И тут мне звонит Дима, мой первый муж, и сообщает, что приехал в Москву в командировку и хочет повидаться с Машей.

Никогда еще я не была так рада его видеть!

Первый понедельник после выставки – время зализывать раны. Конечно, любой разговор на стенде заканчивается фразой: «После выставки созвонимся», но имеется в виду ближайшая среда. В крайнем случае, вторник. Но не понедельник же!

Как выяснилось, подобные рассуждения справедливы для всех, кроме производственного отдела. На меня с порога набросились завреды, художник и выпускающий. Вообще-то выпускающий набросился на меня из электронной почты, ICQ и телефона, но через час активных переговоров мне стало казаться, что Кузьма Павлович сидит в соседнем кресле и бубнит: «Где макеты? Почему не сдали макеты? Почему сдали не те макеты?»

Я огрызался, апеллировал к здравому смыслу и Господу Богу, но Бог молчал, а Кузьма продолжал бубнить. Каждую секунду мне хотелось заявить: «Да плевал я на ваши макеты с близкого расстояния! И вообще, я увольняюсь!» – но делать этого было нельзя. Дважды звонила Алла, которая замогильным шепотом напоминала об ответственности за разглашение. Заодно напомнила, что я должен отдать деньги. Это она здорово придумала, я, честно говоря, совсем забыл о куче наличных, которые находились в портфеле. А портфель… Я огляделся и похолодел. В комнате его не наблюдалось. Прервав очередную тираду выпускающего (примитивным образом – нажав на рычаг телефона), я бросился в приемную.

Портфель стоял возле вешалки. Любой случайный посетитель, любой рекламный агент мог завладеть им и скрыться. Впервые в жизни у меня закололо в области сердца. Или это был желудок? Сегодня я слишком долго собирал Машку и не успел даже кофе попить.