Айрис Джоансен - Единственный мужчина

О, она умела быть очаровательной. Ведь с самого детства ее учили доставлять удовольствие, ловить мужчин в свои сети. Для женщины с ее талантами я был легкой мишенью. Если это забавляло ее, она могла неделями осыпать меня знаками внимания. Я всякий раз попадался на удочку и бегал за ней, словно щенок, влюбленный в хозяйку.

Дори читала в его глазах боль и отвращение к самому себе. Это было невыносимо!

— Не надо! — Она прижала палец к губам Филипа. — Я не хочу этого слышать.

— Я тоже не хочу этого говорить. Но я должен тебе рассказать. — Филип взял ее руку в свою и стал рассеянно перебирать пальцы Дори. — Мать любила Париж, Вену, Лондон. В большом городе легче было спрятаться от отца. Она уезжала туда с очередным любовником, а я оставался, брошенный и одинокий. — Филип крепко сжал руку Дори. — Я помню, как умолял ее остаться, но она только смеялась в ответ.

— В то утро, когда ты сказала, что должна поехать в Париж, я словно с цепи сорвался. Я не мог думать об этом спокойно. Ты покидала меня, как и она, но я уже знал тогда, что люблю тебя в тысячу раз больше, чем эту женщину, давшую мне жизнь.

— Но ты ведь знал, что и я люблю тебя. — Дори пыталась говорить спокойно, но голос ее дрожал. — Я всегда тебя любила.

Филип посмотрел на Дори.

— Я не верил, что твоя любовь существует на самом деле. Теперь ты выслушала мое признание. Надеюсь, ты слушала внимательно. Больше я никогда не позволю себе такую слабость.

— Тебе не придется этого делать, — пообещала Дори. — Тебе не обязательно было рассказывать мне…

— Нет, я должен был. — В улыбке Филипа больше не было горечи. Только нежность и немного грусти. — Ты сказала, что не доверяешь мне. Трудно доверять, не понимая. Раньше мне ничего не стоило солгать женщине. Но только не теперь. — Он поднес к губам руку Дори.

— Это правда? — В глазах ее блестели слезы. — Пожалуйста, пусть это будет правдой.

— Никогда в жизни я еще не был так серьезен, — торжественно произнес Филип. — Помнишь, в то утро на скале я рассказывал тебе, какие чудеса несет людям вода? «Капля прозрачной чистой воды — и расцветет пустыня», — вспомнила Дори.

— Я сам был подобен пустыне, пока ты не вошла в мою жизнь. — Филип улыбнулся. — И даже не понимал этого. Ты пронеслась по пустыне подобно грозе, напоила землю живительной влагой и вернула меня к жизни.

— Никогда еще меня не сравнивали с ирригационным проектом. Теперь я верю, что ты относишься ко мне серьезно.

— Тебе хотелось бы более живописных сравнений? Мне не слишком приятно сравнивать себя с мрачным богом подземного царства, но ты очень даже похожа на Персефону. Ты принесла мне весну, Дори. Каждый день, каждую минуту ты приносишь мне тепло и свет. — Голос его стал хриплым от волнения. — Пожалуйста, не отбирай у меня весну, Дори.

— Ты уж остановись на чем-то одном. То ты пустыня, то бог подземного царства.

— Я не бог и не пустыня, Дори. Я просто мужчина, который хочет разделить с тобой свою жизнь. Хочет быть твоим другом, твоим любовником, отцом твоего ребенка.

— О, Филип! — Дори упала в его объятия. — Ты ведь знаешь, что ты — не просто мужчина. Ты для меня — весь мир.

— Правда? — тихо спросил Филип и нежно погладил ее по волосам. — Так ты останешься со мной?

— Останусь, — пробормотала Дори, уткнувшись в его широкую грудь. — Теперь, если захочешь от меня избавиться, тебе придется связать меня и отправить из Седихана в сундуке.

— Не думаю, что когда-нибудь воспользуюсь этой идеей. — Филип усмехнулся. — Некоторые представители дипломатических кругов считают меня варваром, но даже для меня существуют границы дозволенного. Кстати, тебе не вредно сидеть, поджав ноги? Это не повредит ребенку?

— Ребенок… — Дори отстранилась, чтобы видеть лицо Филипа. — У меня будет ребенок. Разве это не чудесно?

— Это просто восхитительно! Но вид у тебя такой, словно ты только сейчас поняла, что станешь матерью.

— Я действительно только сейчас осознала все это в полной мере. Господи, а что, если бы я снова упала с Эдипа? Ведь это могло повредить ребенку!

— Слава богу, этого не произошло, — нежно произнес Филип.

— Но ведь могло произойти. Мне вообще нельзя больше ездить верхом!

— Я прикажу доставить сюда гинеколога, и послушаем, что он скажет по этому поводу. Но к Эдипу ты больше не подойдешь.

— Хорошо, — покорно произнесла Дори, отводя взгляд. — До рождения ребенка.

— Пандора!

— Но Эдип любит меня. И тебя тоже. Если бы он не подыграл нам сегодня, потребовалось бы куда больше времени, чтобы во всем разобраться.

— Так ты отводишь этому черному дьяволу роль Купидона?

— Не совсем. Я очень сержусь на него за то, что он ударил тебя копытом. — Дори нахмурилась. — Пойдем, я обработаю рану.

— Сейчас пойдем. Но сначала — почему бы нам не расслабиться немного? — Филип уложил Дори на сено и пристроился рядом. — Мне здесь нравится.

Дори тоже нравилось в конюшне. Полумрак создавал интимную обстановку. Сено сладко пахло цветами…

Дори устроилась поудобнее у него на плече.

— Ну хорошо, останемся здесь ненадолго. — Она улыбнулась. — Интересно, что думают о нас конюхи.

После того, как ты внес меня сюда с такой свирепой физиономией, они наверняка ожидали услышать истошные крики и свист кнута.

— Причем, скорее всего мои крики, — улыбнулся Филип. — Всем известно, что ты свирепа, как дикая кошка. Удивительно, что никто из охраны еще не ворвался сюда защитить своего повелителя.

— Теперь я буду тебя защищать, — прошептала Дори. — Больше тебе никто не понадобится.

Их губы встретились.

— Я тоже буду заботиться о тебе, — срывающимся голосом произнес Филип. — А теперь давай помолчим и полежим спокойно, хотя бы немного. Видит бог, в будущем мне придется распроститься со спокойствием.

-А тебе не хочется?

— Ну что ты! Я в восторге. Просто всегда немного не по себе, когда жизнь твоя должна измениться. — Он улыбнулся. — Никогда не знаешь, какие сюрпризы готовит тебе судьба.

— О чем ты думаешь?

— О тебе. О себе. О нас вместе. О том, что каждый из нас жил, словно в пустыне, пока мы не превратили ее в цветущий сад.

Филип смотрел на нее глазами, полными любви и нежности.