Измена. Игра на выживание - Луиза Анри

— Оля! Оля, ты где?!

Анатолий вывалился из тени ближайшего корпуса, мечась как затравленный зверь. Его лицо, искаженное паникой, было серым в лунном свете. Он озирался, не видя ее сразу за машиной, его руки дрожали.

— Я здесь! — крикнула Оливия, голос сорвался. По плану. Привлечь внимание. Выманить хищника.

Анатолий метнулся к ней, спотыкаясь на неровном асфальте.

— Деньги? Где деньги?! — он зашипел, подбегая, его глаза бегали, не останавливаясь на ней, выискивая угрозу. — Давай быстро! И уезжаем! Я знаю, он где-то здесь! Шрам! Он придет! Он…

Вдруг….

Выстрелы грянули не сверху, от снайперов Яна, и не из темноты, где ждали его люди. Они разорвали тишину сразу с трех сторон. Сверху, из окон напротив, и — что было хуже всего — сзади, откуда Анатолий только что прибежал. Рита предупредила. Или Шрам оказался умнее, чем думали. Ловушку поняли и перевернули.

Пули залязгали по броне «Мерседеса» как град. Тихон внутри рванул мотор, пытаясь прикрыть Оливию корпусом. Ее отбросило на дверь. Анатолий вскрикнул, не от боли, а от ужаса, и бросился прочь от нее, к груде бетонных плит — подальше от эпицентра, подальше от наживки, которой он помог стать.

— Тихон! Контроль! — в рации рявкнул голос Яна, но в нем уже не было прежней ледяной уверенности. Слышались короткие, отрывистые команды на своем языке, взрывы матов. Перестрелка нарастала, свист пуль, крики, хриплые выкрики нападавших — людей Шрама. Они били прицельно, используя укрытия, зная, откуда ждать ответа.

Оливия, прижатая к холодному металлу машины, увидела, как Анатолий, пригнувшись, почти дополз до относительной безопасности плит. На его лице мелькнуло дикое, животное облегчение. Спасся. Бросил ее, как всегда бросал всех, кто мешал его жалкому выживанию. Он обернулся, его взгляд скользнул по Оливии — не с извинением, а с тупым торжеством: Я жив, а ты…

Из тени за той же грудой плит, куда он так стремился, вышел человек. Высокий, мощный, в темной куртке. Лица не было видно, но походка, уверенная и тяжелая, была знакомой по описаниям. Шрам. Он появился не для того, чтобы спасать Анатолия или брать Оливию. Он пришел зачищать мусор.

Анатолий увидел его. Его торжество сменилось на чистый, немой ужас. Он замер, как кролик перед удавом.

— Нет… Я… я все сделал! — завопил он, отползая. — Я привел ее! Как вы хотели! Я…

Шрам не стал слушать. Он поднял руку. В ней был не автомат, а пистолет. Короткий, беззвучный в грохоте боя выдох глушителя.

Хлоп.

Пуля ударила Анатолию в спину, чуть ниже лопатки. Он ахнул, больше от неожиданности, чем от боли, и рухнул лицом в грязь. Его тело дернулось раз, другой. Шрам спокойно сделал шаг ближе, наклонился. Второй хлоп прозвучал почти в упор. Тело Анатолия окончательно обмякло. Кровь, темная и густая, быстро растекалась по асфальту из-под него, смешиваясь с грязью. Его глаза, широко открытые, смотрели в никуда, застывшие в последнем мгновении недоумения и предательства. Конец. Быстрый, грязный, незначительный. Как раздавленное насекомое. Ни тени триумфа, только мерзость.

Шрам даже не посмотрел на труп. Он выпрямился, его взгляд, невидимый во тьме, но ощутимый как лезвие ножа, нашел Оливию. Она замерла, прижатая к машине, чувствуя, как этот взгляд приковывает ее к месту, леденит кровь. Он поднял пистолет. Не спеша. Целился. Не в нее. Поверх нее. Он знал. Знает.

— Ян! — закричала Оливия инстинктивно, отчаянно, не думая о плане, только о том, что пуля Шрама — не для нее.

Ответ пришел мгновенно.

Словно из самой тени за соседним фонарным столбом материализовалась фигура. Быстро, как выпущенная стрела. Ян. Его лицо было искажено яростью, но движения — точные, смертоносные. В его руке блеснул длинный, тяжелый нож — "финка", оружие ближнего боя, тихое и беспощадное. Он не стал стрелять, рискуя задеть Оливию. Он бросился наперерез между ней и Шрамом, как живой щит, и одновременно — как убийца, идущий в лобовую.

Пуля Шрама просвистела в сантиметрах от плеча Яна, ударив в броню «Мерседеса» с оглушительным звоном. Ян не сбавил шага. Он был уже в двух шагах от Шрама, нож занесен для удара. Его глаза горели холодным адом, всепоглощающей ненавистью и яростью, направленной на человека, который только что убил ничтожество и теперь нацелился на его женщину.

Шрам, увидев стремительную атаку, отступил на полшага, его пистолет резко перевелся на Яна. Но он опоздал. Ян был уже слишком близко.

Глава 35

Лунный свет, пробивавшийся сквозь разорванные тучи, упал на них, застилая кровавой пеленой мусор и грязь. Два метра. Не больше. Пропасть, наполненная свинцом и ненавистью.

Ян мчался вперед, не человек — воплощенная ярость. Его «финка», длинный, изогнутый клинок, блеснул в бледном свете, как клык разъяренного зверя. Глаза, обычно ледяные, пылали адским холодом, сфокусированные на Шраме с такой силой, что, казалось, могли прожечь броню. Весь его вид кричал об одном: Ты тронул ее. Ты умрешь.

Шрам, застигнутый врасплох скоростью атаки, инстинктивно отпрянул. Пистолет с глушителем, только что убивший Анатолия, резко качнулся, целясь в грудь Яна. Но дистанция уже была убийственной — для стрелка. Для ножа — идеальной.

Холодная сталь прочертила воздух. Шрам успел откинуть корпус, но лезвие впилось не в горло, а в предплечье его вооруженной руки. Глухой хруст, больше похожий на щелчок раздавленного панциря, чем на звук режущей плоти. Шрам ахнул сквозь стиснутые зубы — не крик, а резкий выдох боли и ярости. Пистолет выпал из ослабевших пальцев, глухо шлепнувшись в грязь рядом с телом Анатолия.

Ян не остановился. Он врезался в Шрама всем телом, сбивая того с ног. Они рухнули на мокрый асфальт, смешавшись в клубах пара от дыхания и пыли. Над ними свистели пули — его люди и люди Шрама все еще вели перестрелку, но эпицентр боя сместился сюда, к бронированному «Мерседесу» и двум сцепившимся титанам.

Ян был сверху. Его колено вдавилось в грудь Шрама, левая рука в железной перчатке схватила горло противника, сжимая трахею. Правая с «финкой» занеслась для решающего удара — вниз, под ребра, к сердцу. В его взгляде не было ничего человеческого, только первобытная жажда уничтожения.

— За нее, — прошипел Ян, и в этом шипении было больше ужаса, чем в любом крике.

Шрам, придавленный, с перебитой рукой, извивался как змея. Его свободная рука рванулась к голенищу сапога. Блеснул короткий, толстый клинок — боевой нож. Он вонзил его Яну в бедро, не целясь, от отчаяния.

Ян вздрогнул, но не