Измена. Рога тебе к лицу! - Айрин Лакс

сказала. Она, напротив, выписала мне ментальный подзатыльник за то, что я выпячиваю свою мускулистость там, где её не стоит показывать.

В отношениях с близкими, любимыми, тем более, с той девушкой, которую любишь и хочешь, не стоит показывать свою нарочитую крутизну, как перед друзьями и посторонними.

Искренность, открытость, любовь и взаимоуважение — вот что должно стать ориентиром, а отец… все о своем.

Я осторожно сажусь в кресло, держа ноутбук подмышкой.

— А что, бать, если я о тебе так пекусь? До слёз? — спрашиваю хрипло. — Тоже скажешь, не пускать сопли?

— Да. Потому что ты — мужик.

— Допустим, а ты — нет, бать. И советы твои — говно. И сам ты… где-то рядом… — выпаливаю я. — И ноутбук свой, на!

Швыряю его на пол, добив ногой несколько раз.

Клавиши вылетели. Экран пошел трещинами.

— Ты что творишь?! Ты… Что… Ты.… Охренел?!

— А что? — спрашиваю я. — Не нравится?

— Там данные! Там… работа моя. Бизнес… Ты что натворил?! Ты сломал мой ноутбук!

— Скажи спасибо, что я не пробил тебе голову. За все твои выкрутасы в отношении мамы. Ты охренел совсем? Ты ее видел, вообще?! Она вся в синяках! Ты… — сжимаю кулаки.

Отец выпрямляется на кровати, в глазах застыла злость, но потом она уступает место досаде и чувству вины.

Я вижу эти эмоции и понимаю, что Константин не соврал и не приукрасил, мой отец, реально, нанял ублюдков, чтобы они припугнули маму.

— Бляяяяя.… — тяну, закрыв лицо руками. — Ебаный стыд! Это правда… Ебаный… стыд! Да как ты мог?! Ебаааать.… Это же пиздец, бать! Это даже не дно… Днище!

— Я принял неверное решение, — огрызается он. — Оступился. Не так подумал. Я уже поплатился за это… И мама… Да, она обижена, но я верну ее расположение, и добьюсь…

— Чего? Развода?

— Нет. Развода не будет…

— Да ну? А она уже предложение руки и сердца приняла от другого мужчины. И с будущим отчимом меня познакомила.

Отец поперхнулся и начал кашлять, едва не задохнувшись. Потом долго лежал, хрипел на боку, вращая глазами, как рыба, у которой вырвали жабры и бросили на песок подыхать.

Даже жалко его стало… но жалость эта была липкой, и от нее хотелось помыться.

— Это бред! Ты.… шутишь. Не может этого быть! Она… жена моя. Она меня любит… Не могла так быстро разлюбить, не могла…

— Пап, ты все про себя. Да про себя.… А ты сам… Любишь ее?

— Конечно, — отвечает он.

— Думаю, нет. Если бы ты любил… Не позволил бы, чтобы кто-то ее напугал и, тем более, пальцем коснулся. Я лишь представил, на миг… будто вы с мамой — это я и Катя, и я… даже в самом кошмарном сне не могу представить, чтобы я на такое подписался! А ты, пап.… Короче, ты все просрал.

— Это все глупости. Из-за того видео… Ничего же не было. Ничего! — говорит он.

Но это уже не имеет значения.

Отвел он потом отдельно ту девку или нет…

То, что он сделал потом, непростительно.

Мама с папой разведутся, не потому, что он ей изменил, нет…

Они разведутся, потому что он обидел ее так, что подобное прощать не стоит.

Я первым буду стоять на том, что так верно.

Такое… нельзя… допускать в отношении любимой женщины.

Мою маму не позволено так обижать никому, даже отцу.…

Пусть только выздоровеет, я ему сам рожу подрихтую!

— Девок, кстати, мамина подруга заказала. Карина которая. Она и съемку заказала… И распространила видео, как я понимаю, тоже она. Масла в огонь подлила.

— Карина? — взгляд отца стал осмысленным. — Курва. Сука. Стерва… Ах ты суууукаааа…. — протягивает. — Падла. Не пережила отказа! Мстить пошла.

— Что?

— То! Подкатывала она ко мне… Я был выпившим, она настойчиво лезла ко мне в трусы. Но я все-таки ее послал. Я, чё, дурак, что ли.… гадить с бабой, с которой дружит моя жена… Ты посмотри, — усмехается.

Замолкает, уходит в себя.

Я вдруг понимаю, что больше нет причин здесь оставаться.

Устал… Вымотала меня эта история.

Друзья и приятели интересуются, чё да как, и я по их реакциям, по словам, которые они говорят, начинаю отсеивать тех, с кем можно дружить дальше, поддерживать отношения, и тех, на кого можно болт забить — в их словах одни подъебки и тупые советы, способные навредить ещё больше.

— Я пойду, наверное. Дашка, вроде, хотела зайти.

— Даша… — отец вдруг забеспокоился. — Даша тоже… в курсе?

— Ее там не было. Но, думаю, это вопрос времени. Лучше будет, если сам объяснишь, почему вы с мамой расходитесь.

— Мы не разойдемся! — выкрикивает отчаянно.

В его голосе я отчетливо слышу холодный, разъедающий душу липкий страх, который сжимается вокруг горла петлей.

— Пап. Я видел маму и видел ее нового… мужчину. Без вариантов. Ты ее потерял.

— Помоги мне. Устрой встречу… Я должен объясниться. Извиниться. Она поймет… Услышит. Услышит меня! Мы же вместе… Я столько лет с ней…. Как мы можем расстаться насовсем? — он растерян. — Она услышит… — повторяет неуверенно.

— Пап….

— Устрой встречу!

— Сам. Если хочешь поговорить с ней, давай сам, идет? Добивайся, стучи, проси. Я не помогу.

— Ты…. — сипит. — Ты сын мой или кто?! Ты мне — сын?! Или Иуда?!

— Пусть буду Иудой, — вздыхаю. — Иуда тоже был чьим-то сыном…

Выхожу, оставив отца.

На сердце печаль.

Я хочу закрыть глаза и снова стать маленьким, бежать через зебру вприпрыжку.

Как в одном из моих самых теплых детских воспоминаний.

Одна рука уютно лежит в маминой ладони, а вторая — в крепкой, горячей ладони отца. Он приподнимает меня повыше, над горячим асфальтом, нагретым солнцем, и мы смеемся…

Хочу вот так — бежать без забот вперед и не знать, что бывают расставания, от которых сердце вдребезги…

Сердцу не хочется принимать горькую пилюлю опыта.

Но я