Страсть. Часть первая (ЛП) - Бладон Дебора

Не теряя ни секунды, я оказываюсь у дивана и беру сумочку. Я роюсь в ней, легко найдя белую бумагу. Изучаю скомканное месиво, взглядом фокусируясь на нескольких маленьких красных точках, усеивающих поверхность.

Я делаю размеренные вдохи, желая успокоить свое бешено колотящееся сердце. Спор внутри меня очень силен. Знаю, что мне не следует ее открывать, но необходимость увидеть, что это такое, побеждает мое здравомыслие.

Я осторожно разворачиваю бумажку, с каждым движением открывая взгляду все больше красных точек; одни маленькие, другие покрупнее.

Разглаживаю бумагу, лежащую у меня на коленях, и читаю слова, написанные женским почерком.

«Не могу дождаться, когда стану твоей женой, Ник. Я буду любить тебя до последнего вздоха. Бриелла».

Бриелла.

Красивое имя для красивой женщины, которая любит мужчину, которым я не могу насытиться.

Я хочу знать, кто она такая и почему записка, которую она ему написала, выглядит так, будто покрыта капельками крови.

Глава 31

Николас

— Почему ты оделась, София? — я останавливаюсь у двери в квартиру и включаю сигнализацию. — Я же говорил тебе, что не хочу, чтобы ты убегала тайком.

— Я ждала тебя, — она надевает пальто поверх блузки и юбки, которые снова на ней. — Это не совсем «убегать тайком», если ты ждешь.

Мне с трудом удается сглотнуть. Она другая. Что-то изменилось с того момента, как я ушел поговорить со своим братом. Это заняло не более десяти минут, но София перестала быть открытой и желающей, чтобы ее лелеяли.

— Что-то случилось, пока меня не было?

Она поднимает на меня глаза, ее взгляд отсутствующий.

— Я посмотрела на время. Завтра мне нужно быть в офисе пораньше, потому что у мистера Фостера телеконференция.

— До рассвета еще далеко, — я прижимаю подушечку большого пальца к ее нижней губе. Сейчас она тусклая. София решила не тратить времени, чтобы накрасить губы. Она выглядит растрепанной и красивой. Все, чего я хочу — это затащить ее обратно в свою постель. — Ты можешь поспать здесь пару часов, а я позабочусь о том, чтобы ты вернулась к себе вовремя и успела собраться на работу.

На ее лице мелькает паника, когда она отступает назад.

— Мне нужно подготовиться к ней. Это не только подключиться к видео. Мне еще нужно приготовить некоторые файлы. Габриэль любит, чтобы все было на своих местах, когда он приходит утром.

Это чушь собачья. Что-то напугало ее, пока меня не было.

— Что ты видела, София? Ты что-нибудь нашла?

— Ничего, — выплевывает она слишком быстро, слишком нетерпеливо.

Я обвожу взглядом комнату, пытаясь найти что-то, что могло заставить ее вот так отступить.

— Ты что-что увидела, пока меня не было. Я хочу, чтобы ты рассказала мне, что это было.

Приглушенно выругавшись, она качает головой.

— Здесь есть что-то, чего мне не следует видеть?

Кроме моей следующей рукописи, нет ничего, что я хотел бы скрыть от нее. Я храню все, чем дорожу, в своем кабинете. У меня там хранятся вещи, на которые я не смотрел много лет. Это те вещи, которые я не собираюсь никому когда-либо показывать.

— Не могу придумать что бы это могло быть.

Ее выдают глаза. Ее взгляд мечется между моим лицом и областью возле пианино. Я поворачиваюсь, чтобы посмотреть в том направлении.

— Что? Там что-то есть?

— Ничего, — она пытается обойти меня, но я делаю шаг, чтобы преградить ей путь.

— Я не играю в игры, — я смотрю вниз, в ее бледно-голубые глаза. — Ты убегаешь, потому что тебя что-то напугало. Я хочу, чтобы ты сказала мне, что.

— Я же сказала, ничего, — шипит она сквозь стиснутые зубы.

Я притягиваю ее ближе к себе.

— Это написано у тебя на лице. Выкладывай. Что, черт возьми, произошло после того, как я вышел в вестибюль?

— Николас, — произносит София мое имя, и в ее тоне слышится раздражение. — Ты когда-нибудь был влюблен?

Мне не нужно поворачиваться к пианино, чтобы узнать, что она увидела. Это фотография Бриеллы и меня. Любой, кто посмотрит на эту фотографию, сможет увидеть, что мы разделяли.

— Да, когда-то я любил женщину.

— Эту женщину? — София поднимает руку и взмахивает ею в воздухе мимо моей головы. — Это та женщина, которую ты любил?

Меня не утешает очевидная боль в ее тоне. Я знаю, что София начинает влюбляться в меня. Она на грани, но я уже сделал прыжок. Я без ума от нее, от каждой ее черты, включая эту ревнивую жилку, которую я вижу сейчас.

— Когда-то я любил ее. Это было очень давно.

— Теперь ты ее не любишь?

Это простой вопрос, на который есть сложный ответ. Я открываю рот, чтобы ответить, но слов не нахожу. Я никогда не говорил вслух, что не люблю Бриеллу. Я еще не думал о том, продолжаю ли я это делать или нет.

— Это нелегко объяснить, София.

— Все просто. Ты все еще любишь Бриеллу?

Раздражение смешивается во мне с гневом. Я пытаюсь говорить ровным тоном, но это чертовски бесполезно. Она ни за что не узнала бы имя Бриеллы, если бы не разобрала эту рамку.

— Черт, — бормочу я себе под нос, поворачиваясь и направляясь к столу. Я слышу, как каблучки Софии стучат по паркету позади меня.

— Николас, — тихо произносит она мое имя. — Я… я просто была такой…

Я беру рамку в руку и переворачиваю ее. Обычно видимый уголок бумаги не виден. Она открыла ее. Она прочла ее. Она приложила свои руки к единственной вещи, к которой я не прикасался с того дня.

— Ты открыла ее, — я машу рамкой в воздухе перед ее лицом. — Ты открывала ее? Ты, бл*ть, прочитала записку, София?

Она прослеживает взглядом траекторию движения фотографии.

— Я увидела, что там что-то торчит. Я хотела посмотреть, что это было.

— Ты не имела права, — мое сердце бешено колотится, перед глазами все расплывается. Никто на этой земле не знает, что у меня есть эта записка. Они не могут знать. — О чем, черт побери, ты думала, прикасаясь к чему-то настолько личному?

Ее нижняя губа дрожит, но она захватывает ее, прикусив верхними зубами.

— Мне было любопытно. Это единственная фотография, на которой не изображена твоя семья.

Она права. У меня нет десятков фотографий с друзьями. Также нет ни одной фотографии с моих автограф-сессий к моим книгам. Я люблю простые вещи и для меня это включает в себя напоминания о людях, которые значат для меня больше всего: моих братьях и сестре, моей матери и Бриелле.

— Ты не подумала спросить? — я прижимаю рамку к груди. — Почему ты просто не спросила меня, кто она такая? Зачем трогать вещи, которые тебе не принадлежат?

Она сдвигается, еще немного отодвигаясь в сторону.

— Думаю, мне пора идти.

Я тянусь вперед, чтобы схватить ее за руку и удержать на месте, но она отходит.

— Ты не уйдешь. Ты должна ответить на мой вопрос.

— Я не думала, что ты скажешь мне правду.

— Я не лжец.

— Я этого и не говорила, — она наклоняет голову и изучает мое лицо. — Я спросила тебя ранее, любишь ли ты ее по-прежнему, и ты не ответил. Ты не лжец, Николас. Ты просто уходишь от ответа.

Это не что иное, как тактика затягивания времени. Она хочет убраться отсюда, не сказав мне, какого черта она решила, что может разобрать эту рамку на части.

— Зачем ты прочитала записку? Ответь мне, София.

Одинокая слезинка скатывается по ее щеке.

— Я не хочу, чтобы ты разбил мне сердце.

Черт. Эта красивая женщина.

Бросив рамку на стул, я притягиваю Софию к своей груди. Поглаживаю ее затылок и покрываю поцелуями щеки.

— Я не собираюсь разбивать тебе сердце. Я хочу быть в нем, София. Хочу быть в твоем сердце, и я хочу, чтобы ты была в моем.

— А что насчет нее? — я смотрю, как София поднимает указательный палец, указывая на рамку. — Что насчет Бриеллы?

Я закрываю глаза и проглатываю нахлынувшие на меня эмоции.

— Бриелла мертва, София. Ее отец убил ее.

Глава 32

София