Ребенок от отчима (СИ) - Леманн Анна

— Ох…

— Они прожили месяц, — бросает взгляд на общую могилу сыновей. — Всего месяц, а потом умерли. Просто сердце не выдержало и они перестали дышать. Близнецы умерли с разницей в пару минут. Первый, Фарид, умер прямо у меня на руках. Впервые дали подержать и вот... Так и умерли в той больнице, где рожала Маша, так и не увидев улицы и комнаты, которую мы с Машей для них обустроили. 

Боже…

Не представляю, что было тогда с Каримом и его женой.

Потерять сразу двоих детей...

— Маша ушла в себя после их смерти. Той прежней женщины, которую любил, я больше не видел. Она умерла тогда с нашими сыновьями. Год психиатрического лечения от депрессии только спустя время дал результат. Я всеми силами пытался её вытащить из этого состояния и сам. Привести в чувства и сказать, что жизнь продолжается! Через четыре года она вновь забеременела, но мы сразу не придали этому значения. У неё и до этого задержки были, поэтому аборт по желанию было делать поздно. Да и Маша не решилась бы. Она стала одержима детьми. Пошли к врачу и нам сказали, что будет девочка, а это значит, что всё в порядке. Никакого заболевания… — поджимает губы. — … у девочки.

— И? Не получилось? — спрашиваю, глядя на третье имя на надгробии.

Мужское.

— Ошибка на УЗИ! Мальчик! Александр прожил дольше своих братьев на два месяца. Да, в этот раз мы успели привязаться ужасно. Думали, что выкарабкается и будет жить! Назло всем! Имя дали сильное. Думали, раз сразу не умер, то всё! Выживет! — его руки сжимаются в кулаки. — Умер. Жил он дольше, но умирал мучительнее. Его крик до сих пор по ночам преследует меня в кошмарах. Поэтому я сплю один. Никого не пускаю в свою спальню.

Господи!

— Маша ушла в себя ещё больше, — заговаривает после длительного молчания, за время которого собирался. — Она могла часами сидеть и ничего не делать. Мы прожили так несколько месяцев, я не отходил от неё ни на шаг, боясь, что она может что-то съесть, выпить, принять таблетку... В тот день, когда я впервые уехал из дома… моя жизнь изменилась. 

— Она… сделала с собой что-то? — не решаюсь произнести этот вопрос вслух. Потому что это ужас. И я даже мысли такой допускать не хочу.

— Вернувшись домой… — пауза, а дальше отчаянный шёпот пропасти. —... я обнаружил её повешенной на детских колготках. Рядом валяется тело тёщи… сердце не выдержало, когда увидела свою дочь. А на столе чёртова записка! 

«Я не могу так жить, Карим! Прости меня! Я хочу к детям!»

Истерично вскакивает и, подойдя к ограде, опирается на неё, тяжело дыша.

Аккуратно встаю за ним следом и, подойдя, легко дотрагиваюсь до его плеча. Слёзы льются и по моим щекам от этой мрачной истории.

— Вот! — восклицает Карим и оборачивается ко мне. — Она не могла так жить! А я мог?! Я мог?! Знать, что навлёк на любимую женщину эту беду?! Жить спокойно я мог?!

— Карим, — пытаясь его успокоить. — Прошу!

— Это был ад, Катя! Настоящий ад! — шепчет, поймав моё лицо между своими ладонями. Но боли не причиняет. — И он продолжался очень… очень долго...

— Я понимаю...

— Я не буду тебе рассказывать того, что было следующие три года, а начну сразу с того, как решился на ещё одну попытку завести ребёнка, — отпускает меня и отходит. — У меня было три шанса. После смерти двойняшек мы с Машей сдали свои материалы на хранение. На всякий случай. Я нанял суррогатную мать. Два выкидыша, а потом получилось. Суррогатная мать забеременела нашим с Машей ребёнком. И чёрт! Это был мальчик! Везучий я, млять! Я понимал, чем всё закончится. Но решил рискнуть. Тем более, что над этим заболеванием начинали работать учёные. Они вроде как нашли лекарство, которое не вылечит, но, по крайней мере, позволит жить детям с таким заболеванием. Не вышло! Умер, как и близнецы, через месяц. 

— Мне жаль!

— После смерти Вити я решил, что хватит! — рассказывает, то сжимая, то разжимая кулаки. — Не буду больше пытаться! Не нужны мне дети! Тут как раз сестра с Рустамом ко мне переехали. Они стали моим спасением! Смыслом моей жизни. Я работал ради них, как проклятый! Стал одержимым своим племянником. У него было всё самое лучшее! Я решил сделать его своим наследником! 

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Вспоминаю рассказ Рустама и мысленно киваю. Только из уст друга это звучало иначе.

— Но чёрт! Дана познакомилась с Лапиным и забрала Рустама у меня. Словно сына отбирала! Но к тому времени я уже оброс панцирем, и всё вокруг не так сильно меня волновало. Я стал «роботом», как тогда называл меня племянник. Работал-работал-работал, и лишь дома приходил в себя рядом с семьёй. Смирился с тем, что сестра семью заводит. И ведь Рустама у меня не навсегда забирают. А мог к нему приезжать... Через какое-то время я встретил твою мать и женился. А потом… потом ты знаешь...

— У меня правда, девочка! Врачи говорят… — начинаю тараторить.

— Знаю, — кидает безэмоционально. — Я несколько раз перепроверял всё. Точно девочка!

— Мне очень жаль, что так…

— Теперь ты знаешь всё… — прерывает меня. — Я не хотел детей, чтобы вновь не испытать вот это… Да, возможно, у твоей матери тоже могли быть девочки, но… я не хотел рисковать. Вновь. С тобой всё иначе… Ты сразу перевернула всё к чертям собачьим. Не слушала меня, не подпускала к себе, кусалась! Боролась за нашего ребёнка, за что я буду всю жизнь тебе благодарен!

— А почему ты не пытался сделать ЭКО с определением пола? — спрашиваю его, когда он садится обратно на скамью и садит меня следом. И берёт за руку. — Или когда эмбрион сразу программируют на пол… не знаю, как правильно это называется. Читала в интернете что-то такое.

— Тогда такого не было, Кать, — вздыхает. — А потом я уже решил не иметь детей. И смысла изучать этот вопрос не было. У меня был Рустам и всё...

— Пока я не оказалась беременна?

— Тебя я, правда, боялся потерять, — тихо рассказывает. — Твоя мать… Ей было бы плевать, если ребёнок родился бы и умер. Вытащила бы у меня очередную сумму «для лечения». А вот ты… Я не хотел рисковать тобой. Вдруг ты бы… как Маша...

— Замолчи! — рявкаю и инстинктивно бью его по щеке, но тут же понимаю, что сделала. — Прости! Я… Я не хотела! Но не смей! Слышишь, не смей! Я…

— Ты сильнее! Да, — соглашается, потирая ушибленную щеку. — Но обстоятельства ломают, Катюш. Она тоже не хотела. Но обстоятельства заставили.

— У нас дочь! — кричу и хватаю его за руку, прикладывая её к своему животу. — Вот тут! Твой! Ребёнок! Твоя! ДОЧЬ!

— Моя… дочь!                                                                                                                                           

Глава 21

— Карим, — аккуратно подхожу к нему и ставлю чашку кофе перед ним. Он уже холодный, но в данный момент главное не кофе, а то, что я попала в кабинет Карима. – Вот, — указываю на кофе. – Взбодрись немного.

Смущённо опускаю взгляд на свои ноги, стесняясь того, что без спроса вошла в его кабинет, пока он работает. Но я стучала несколько раз, только вот мужчина, кажется, так увлёкся, что не ответил мне.

Или намеренно игнорировал.

После кладбища мы нормально так и не смогли поговорить. Карим словно избегает меня, не желая моей жалости с моей стороны. Заперся в себе и своём кабинете. Старается не выходить лишний раз из него. Работает и спит здесь. Даже в спальню свою не заходит. Стыдно, но я проверяла.

А я ведь не пожалеть хочу, а, наоборот, поддержать. Сказать, что понимаю его и теперь на многое смотрю иначе. Что всегда буду рядом с ним, если ему это нужно будет.

— Спасибо, — его руки тянутся к чашке. – Кать…

— Карим… — одновременно с ним заговариваю, но он замолкает, позволяя мне первой сказать. – Карим, хватит! Хватит сидеть в этом кабинете одному. Сидеть и носу не показывать. Ты… ты даже не завтракаешь и не ужинаешь со мной и дедушкой.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Киса, у меня просто много работы, — тянет, мягко улыбнувшись и склонив голову набок.

— Ложь! – восклицаю. – Ты просто меня избегаешь. Я понимаю, что ты не хочешь жалости.