Франсин Риверс - Алая нить

Я не смогла их так оставить. Не могла позволить умереть этому ребенку. Мать его была вертихвосткой, а отцом ему приходится пьяный дурак. Так что же, он должен погибать из-за этого?

Папа сказал, что не позволит дьявольскому отродью Салли жить в его доме. Я сказала, что это не отродье и тем более не дьявольское, а его собственный сын. Он проклял меня. Сказал, что больше я ему не дочь. Сказал, что если я не уберусь из дома и не заберу ребенка, то он убьет нас обоих.

Я слышу, как отец копает могилу для нее. Не будет никакой церемонии или прощания. Он сжег все ее вещи и кровать, на которой они с Мэттью спали.

Ему следовало гореть вместе со всем этим.

Я решила назвать ребенка Джошуа. Это не семейное имя, как Мэттью и Лукас. Но почему кто-то непременно должен хотеть принадлежать к этой семье? Мне нравится, как звучит это имя. Я вычитала его в Библии. Мама, бывало, пела о Джошуа[12], который затрубил в трубы, и рухнули стены Иерихона.

Может, плач Джошуа разрушит стены, которые создал наш папа? И отец позволит нам вернуться и жить в доме, пока не ударили морозы?

Может, Джошуа не очень подходящее имя для этого ребенка. Он ведь не для того пришел в этот мир, чтобы вести свою семью в землю обетованную. Он вообще ничего, кроме проблем, не принес с собой со дня своего рождения.

Сегодня приходил пастор.

Он сказал, что одна дама, живущая по ту сторону реки, очень хочет ребенка. Я сказала ему, что ей следовало бы поговорить об этом со своим мужем, а не посылать ко мне пастора. А он сказал, что если я отдам ребенка, то отец, возможно, простит мне мои грехи и позволит вернуться в дом. Я спросила у пастора, что он знает о том, что случилось, и он сказал, что знает все, что ему следует, и я сказала ему, что он не очень-то много знает. Он весь раздулся как жаба и покраснел. Он сказал, что незамужняя девица с ребенком не должна говорить со старшими в таком тоне и что совсем неудивительно, что отец вышвырнул меня из дома. Он сказал, что папа поступил правильно. Он сказал, что в старые бремена меня бы забили камнями до смерти за то, что я сделала. Так я больше ничего не сказала, пока он не ушел. Никто не отберет у меня Джошуа.

Я попыталась поговорить сегодня с папой, но он прошел мимо так, словно меня вообще не было. Я последовала за ним на выгоревшее поле и стала умолять, но он притворялся, что ничего не слышит, пока Джошуа не заплакал. Тогда он обернулся и посмотрел на меня. Я никогда не видела такого выражения на его лице. Я вообще никогда не видела, чтобы кто-нибудь так смотрел. Он сказал, чтобы мы убирались подальше или он убьет нас обоих. Я сказала, надвигается зима, папа. Ты хочешь, чтобы мы умерли?

Он сказал — да.

Сегодня выпал первый снег. У козы уже нет молока. Кажется, что я вовсе не уберегла ребенка от смерти. Только обрекла его на страдания.

Снова приходил пастор. Он сказал, что если я не отдам ребенка той женщине, то папа пошлет нас в Фивер-Ривер к сестре моей матери вместе с Райнхольцами, семьей переезжающих немцев. Пастор сказал, что месяц назад лихорадка унесла двоих детей Райнхольцев, и они не могут переждать даже зиму, так им бее здесь напоминает об их горе. Добрым, истинно христианским поступком будет отдать им этого ребенка. Я сказала, что если они сумели родить двоих детей, то смогут иметь еще, а я не собираюсь отдавать свою кровинку ни по какой причине. Он сказал, что я безжалостная и самонадеянная. Когда я промолчала, он спросил, знаю ли я, что означает самонадеянная. Я сказала, что это когда кто-либо думает, что уже знает все на свете, что нужно знать, но не знает ничего.

Он сказал, что я слишком упрямая. Может, так оно и есть. Но я знаю наверняка, что пастору будет труднее проглотить правду, чем ложь, которую он все продолжает пережевывать.

Я не собираюсь говорить ему, что случилось. Лучше пусть он думает, что Джошуа мой, чем знает, откуда он взялся на самом деле. Это очень плохо, что Бог знает и ничего не делает, чтобы все в округе узнали правду.

Богу безразлично.

Я не думала, что тетя Марта позволит мне переступить порог ее чудесного дома. Райнхольцы сказали мне переждать час, прежде чем войти в Фивер-Ривер. Теперь этот город называется Галена, после того как в окрестностях появились рудники[13]. Райнхольцы не хотели, чтобы кто-нибудь знал, что они имеют хоть какое-то отношение к девице с ребенком и без мужа, и даже не представляли, куда я направляюсь. Потому я сделала, как они просили, и прождала до ночи, а потом пошла в город. У первого же человека, которого встретила, я спросила, где живет Марта Вернер. Парень отвел меня прямо к дому. Я чуть не умерла, когда увидела этот дом. Он такой большой и стоит в конце идущей вверх улицы. Двухэтажный деревянный дом с лестницей.

На мой стук дверь открыла черная женщина. Я спросила Марту Вернер. Она позвала Кловиса. Прибежал черный мужчина и начал развязывать веревки вокруг моей талии. Я испугалась и сказала, что не позволю ему забрать мою козу. Мой ребенок нуждается в молоке, иначе умрет. Он сказал, что коза будет поблизости и что он проследит, чтобы ее накормили и напоили.

Тетя Марта — самая красивая женщина, которую я когда-либо видела. На ней было желтое платье с белыми кружевами. Она сразу же узнала меня. Сказала, что я очень похожа на маму. Она взяла у меня Джошуа. Хорошо, что она так сделала, потому что я больше не могла его держать. Довольно долго пришлось идти от дома до Фивер-Ривер, или Галены, или как там его называют, этот город. Хуже, что пришлось наглотаться пыли с целый вагон. Я не хотела сидеть на ее мебели в своей грязной одежде, но черная женщина подняла меня с пола, на который я рухнула, и все равно усадила на диван.

Черную женщину зовут Бетси. Она потащила меня на кухню и усадила рядом с печью. Тетя Марта держала на руках Джошуа. Кловис сходил за водой к городскому колодцу, и Бетси разогрела ее в больших котлах. Я спросила о козе. Он сказал, что с козой все в порядке, что ее накормили, и вышел за следующим ведром воды. Бетси сняла с меня одежду и усадила меня в большую кадушку. Никогда еще не чувствовала такого удовольствия, как от этой теплой воды, льющейся на меня ласковой струей. Она искупала меня как ребенка, пока тетя Марта купала Джошуа и играла с ним. Бетси сказала: «Хватит переживать из-за этой козы. Мой муж Кловис очень хорошо позаботится о ней».

Когда Джошуа принялся шуметь, Бетси вышла и подоила козу. Тетя Марта села в кресло-качалку рядом с печкой, стала кормить Джошуа и напевать мамину песню. Я заплакала. Я не могла остановиться. Просто сидела в теплой воде, а слезы все бежали и бежали.