Развод. Его холодное сердце - Дарина Королёва

вот, наконец, обожглась...

Каждую ночь он приходит в мои сны. То нежный и ласковый — такой, каким был в начале наших отношений. То страстный и неудержимый — как в те ночи, когда мы не могли насытиться друг другом.

А иногда... иногда снится совсем другое. Будто мы гуляем вчетвером по набережной Босфора — я, он, Маша и маленький темноглазый мальчик, так похожий на отца. Давид держит сына на плечах, что-то рассказывает, смеётся...

Просыпаюсь в слезах. Да, у меня будет сын.

Иногда кажется, что я даже знаю, как он будет выглядеть — те же черные глаза, те же упрямые брови, тот же волевой подбородок...

"Прекрати!" — одергиваю себя. — "Не смей мечтать! Не смей вспоминать его руки, его губы, жар его тела. Не смей думать о том, как он любил тебя — или делал вид, что любит. Всё кончено. У него другая жизнь, другая женщина. А у тебя... у тебя будет другая судьба."

Только почему же так больно?

* * *

— Ты в порядке? — Вера протянула мне стаканчик с какао. — Выглядишь уставшей.

Мы сидели в парке, наблюдая, как Маша играет с другими детьми.

Вера — бывшая жена моего старшего брата Димы, единственная, кому я могла доверять.

— Просто не высыпаюсь, — соврала я, машинально одергивая свободный свитер.

— Катя, — она внимательно посмотрела на меня. — Я же вижу — что-то случилось. Сначала этот внезапный приезд, теперь эти твои секреты...

Я молчала, глядя, как Маша качается на качелях. Как же она напоминает мне своего отца.

— Знаешь, — Вера невесело усмехнулась, — я думала, что история с Димой — это предел. Как он подставил Алекса, как обманывал меня столько лет... Я до сих пор в шоке. Но, кажется, у тебя тоже есть что рассказать?

И я рассказала. Про Давида, про развод, про побег, про свадьбу с Ясминой, про мою беременность. Слова лились потоком — я так устала держать всё в себе.

— Он не хотел меня отпускать, — закончила я. — Грозился забрать силой.

Вера побледнела:

— Катя, это серьезно. С его-то возможностями... Тебе нужно рассказать Алексу! У него есть связи в органах, он поможет...

— Нет, — я покачала головой. — Хватит того, что Дима...

— При чем тут Дима? — она перебила. — Речь о твоей безопасности! О Маше! Пожалуйста, поговори с Лёшей.

— Хорошо… Завтра, — пообещала я. — Завтра всё расскажу.

Но завтра не наступило.

* * *

Мы возвращались домой в сумерках. Маша прыгала через лужи, я смеялась, глядя на неё.

Визг тормозов заставил обернуться.

Черный "Гелендваген" затормозил у подъезда. Сердце рухнуло куда-то в желудок.

Давид вышел из машины — весь в черном, как тогда, в нашу первую встречу. За ним — двое охранников.

Маша радостно закричала:

— Папочка!

— Катя.

Один только голос, а внутри всё заледенело. Я не могу вздохнуть. Прижала к себе Машу, пытаясь закрыть живот:

— Как ты...

— Нашел? — он усмехнулся. — Я всегда найду тебя…

— Я тебе не принадлежу! Я гражданка России!

— Нет? — он шагнул ближе. Глаза опасно сузились. — А это? — его взгляд упал на мой живот. — Думала, сможешь скрыть? От меня?

Я попятилась к подъезду. Маша всхлипнула, она явно не понимала, как ей себя вести:

— Мамочка...

— Тише, принцесса, — его голос смягчился. — Папа просто соскучился. Мы едем домой.

— Нет! — я развернулась к двери, но его рука уже сомкнулась на моем запястье.

— Или ты идешь сама, или... — он кивнул охранникам.

Меня подхватили под локти. Я даже крикнуть не успела — в машину затолкнули как куклу. Машу следом.

Двери захлопнулись. Щелчок замка.

ГЛАВА 31

В салоне пахло его парфюмом. Всё тем же — терпким, властным. Мой самый любимый и самый ненавистный запах.

— Пристегнись, — он даже не смотрел на меня. — Впереди долгий путь.

— Куда ты нас везешь? Ты не имеешь права! Я гражданка России! И Маша — тоже!

— Мы все едем домой, — он наконец повернулся. — Туда, где тебе самое место. Рядом со мной.

— У тебя жена есть!

— У меня есть только ты, — он протянул руку к моему животу. — И мои дети.

Я отшатнулась:

— Откуда ты...

— Знаю? — он усмехнулся. — Я всё про тебя знаю, Катья. Каждый шаг, каждый вздох. Анализы в женской консультации, УЗИ... Кстати, поздравляю — у нас будет мальчик. Наконец-то ты мне подаришь наследника.

— Ты не имеешь права так поступать!!! Это похищение человека! — я старалась говорить тихо, чтобы не напугать Машу еще больше, хотя внутри всё кипело от ярости и страха.

— Я просто возвращаю домой свою семью, — его глаза сверкнули опасным огнем. — Ты вывезла незаконно мою дочь — гражданку Турции. Без согласия отца. Значит ты украла ребёнка. Кто из нас преступник, Катья?

Маша всхлипнула на заднем сиденье. Я дернулась к ней, но его рука молниеносно перехватила мою:

— Не надо. Она успокоится.

— Пусти! Это моя дочь! — я попыталась вырваться, но его хватка была стальной.

— Наша дочь, — он повернулся ко мне, и в его глазах я увидела что-то пугающее — ту самую одержимость, которая когда-то заставила меня сбежать. — И я больше не позволю тебе забрать её.

Он погладил Машу по золотистым волосам:

— Тише, принцесса. Скоро будем дома. Всё будет хорошо.

— Папочка, не ругайся!

— Не будем! Правда, Катенька?

Его голос, низкий, бархатный, с тем особым акцентом, который когда-то сводил меня с ума, подействовал на дочь как заклинание — она затихла, свернулась калачиком на сиденье. Через минуту уже спала, убаюканная мерным шумом мотора и знакомым папиным голосом.

"Помогите!" — хотела закричать я. Но кому? Мы уже мчались по скоростному шоссе. В машине с тонированными стеклами. С двумя вооруженными охранниками. Мой телефон остался в сумке, которую забрал один из его людей.

А он смотрел на дорогу и улыбался — той самой улыбкой, от которой когда-то таяло моё сердце. Сейчас она приводила меня в бешенство. Потому что я знала — эта улыбка означает, что он добился своего. Как всегда.

— Впереди долгий путь, мой ангел, — он накрыл мою руку своей, и от этого прикосновения внутри всё сжалось. — Отдохни. Теперь всё будет иначе.

Я слишком хорошо знала этот тон — мягкий, почти ласковый, но за ним скрывалась сталь.

— Кстати, выбор за тобой, meleğim, — его голос стал мягче. — Либо ты спокойно едешь со мной, либо…

Он повернулся ко мне, и его глаза потемнели:

— Я даю ход делу о похищении ребёнка в международный суд. И с моим влиянием и связями — можешь даже не пытаться оправдаться.

Внутри всё оборвалось. Он говорил спокойно, почти небрежно, словно обсуждал