Наталия Терентьева - Там, где трава зеленее

— Конечно.

— А дочка как?

— Спит.

— Ну и ты ложись. Спокойной ночи. Не плачь больше о своем… Как его звали-то, храпуна?

Я засмеялась:

— Александр Виноградов.

— Ну вот и не плачь о нем. Будут у тебя еще и Виноградовы и не-Виноградовы…

Я посмотрела потом визитку: «Ольга Соколовская, сеть косметических салонов Арт-Вижн. Генеральный директор». Да, что-то в этом роде я и предполагала. Очень приятно познакомиться. Елена Воскобойникова. Бывшая сотрудница ТАССа. Бывшая гражданско-гостевая жена Александра Виноградова.

Глава 7

Через пару дней у Вари температура прошла без следа. Эти пару дней я просидела около нее, давая ей по ложечке пить. Я не могла понять, что с ней такое было, подумала — наверно, побороли грипп. Хотя, если верить моей маме, — у меня в детстве могла взметнуться температура от перевозбуждения и от сильного расстройства. У Вари это бывало несколько раз, когда я ее очень сильно ругала и шпыняла, а однажды даже оттаскала за уши и волосы. Было не очень больно — я соображала, что делаю, но очень обидно. И после этого у нее тоже была температура. Врачи теперь всегда говорят — «грипп», и делай — не делай прививки — бесполезно. Сейчас в Европе живет сто тридцать два различных штамма гриппа — можешь болеть весь год без перерыва.

Но в этот раз я ее не ругала и не шпыняла. Вот разве что она вместе со мной плакала… Неужели от этого может у ребенка подняться температура? Вот сказать Виноградову, просто так, для общего образования, так он ни за что не поверит, еще и упрекнет, что я использую Варю для укатки его в асфальт так надоевших ему отношений…

Пытаться выяснять, что было с ребенком, когда он уже выздоровел, — почти бесполезно. Варя казалась вполне здоровой. А вот я… Редкий случай, когда я решила начать с себя. Мне было все хуже и хуже.

С некоторым сомнением я позвонила подруге Ольги, бывшей, как она все подчеркивала. Бывшая подруга Наталья Леонидовна поговорила со мной очень хорошо и пригласила меня не домой, а в итальянский медицинский центр. Мне было ужасно неудобно, но пришлось-таки спросить, сколько стоит ее консультация в центре.

— Разберемся, — ответила Наталья Леонидовна дружелюбно.

На всякий случай я взяла с собой сто долларов, очень надеясь хотя бы половину принести обратно. Если не придется делать томографию, кардиограмму…

Идти мне было очень страшно. Самое лучшее, что у меня могли обнаружить, — это вялотекущую депрессию или ранний климакс. Меня больше всего страшили внезапно начинающиеся головные боли и приступы дурноты. Это могло говорить о чем угодно. Может, у меня что-то с внутричерепным давлением, а может, и что-то страшное… Но я должна, я обязана дорастить Варьку хотя бы до института, значит, лет десять я должна еще жить — в любом состоянии! Но лучше — в здоровом. Я же должна не лежать рядом с ней, а растить ее…

По дороге в медицинский центр мне, как нарочно, встречались тяжелобольные люди — с забинтованным глазом, в инвалидной коляске…

— Руки-ноги целы, кусаешь своими зубами, смотришь двумя глазами — так что тебе еще надо? — грозно вопрошала меня покойная бабушка, мамина мама.

Мне всегда казалось, что этого для счастья мало. Но в. тот день, пока я ехала на консультацию, я мысленно пообещала: «Господи, если у меня что-то не очень страшное, я больше из-за Виноградова плакать и стенать не буду! А если страшное — то какой уж тут Виноградов…»

Наталья Леонидовна оказалась удивительно похожа на Ольгу — тоже стройная, высокая, с прекрасной осанкой, уверенным взглядом. Они обе походили на бывших балерин. Или на роскошных, благополучно завершивших свою карьеру проституток… Что-то такое во взгляде… Другое…

Мы поговорили про мои головные боли, про нерегулярность интимной жизни, про мои нервные срывы и чрезмерную привязанность ко мне дочки Вари. Наталья Леонидовна, как положено, постучала меня по коленке и попросила последить за ее инструментом — направо, налево и по кругу.

— Спите без снотворных?

— Без. Могу проснуться под утро, если есть мысли, которые будят…

— Лучше, когда будит кто-то любящий… — Наталья Леонидовна посмотрела мне в глаза. — Приступы тоски? Страха? Ощущение, что вы никому не нужны, что жизнь бесполезна? Знакомо?

— Да нет… у меня же Варя. Я ей пока очень нужна.

— Конечно. А когда, как вы говорите, вы срываетесь, это в чем выражается? Вы ругаетесь, деретесь? Хватаетесь за нож?

— Да что вы… Ну, ругаюсь, да. Дочку ругаю. У меня есть несколько плохих слов. Лексикон за годы почти не расширяется, но и без них не удается…

— Сильно бьете ее?

— Нет… Конечно нет… Я могу раз в год напасть на нее, потом сама переживаю…

Я подумала, как полезно каждому родителю хотя бы иногда отвечать на такие вопросы. А вот хотя бы раз в год. Напал на ребенка — пожалуйста, иди и расскажи об этом, например, врачу или участковому милиционеру. А лучше — собственной маме — честно и в подробностях. Не труся, что она нападет на тебя в ответ…

— Следы побоев остаются?

— Да ну какие побои… следы…

Она молча смотрела на меня и ждала ответа.

— Нет, не остаются.

— А вы потом очень переживаете, да? И как правило, эти срывы бывают, когда у вас нелады с вашим другом, правильно?

— Правильно. Но при чем тут дурнота? Нелады у меня с ним много лет. Мы то расстаемся, то опять… Вернее, он со мной то расстается, то возвращается…

— Ну а вы? Зачем принимаете?

— Любовь. Наверное… Больше не приму…

— Нет? — Наталья Леонидовна опять посмотрела мне в глаза взглядом врача. Причем вовсе не невропатолога, а самого настоящего психиатра, привыкшего к разного рода скрытым шизофреникам и маньякам. — Сколько лет Ромео-то?

— Сорок пять. Он… испортился… изнутри… но это не имеет отношения…

— А может, имеет? Может быть, вы из-за него так переживаете?

— Не знаю, не думаю… мне кажется… мне не хочется в это верить, но я боюсь, у меня что-то… с кровообращением…

— Ох, как я люблю диагнозы своих пациентов! — Наталья Леонидовна рассмеялась и крепко сжала мое плечо. Ее рука была сильная, даже сильнее, чем я могла предположить. Она некоторое время не отпускала меня. — Расслабиться не можешь, смотри, как стальная вся… Так… — Она отошла от меня и опять села напротив. — Давление обычно низкое?

— Низкое.

Вот откуда в кабинете этот сильный, свежий запах жимолости. Это ее духи. Запах остался около меня и отвлекал от ее слов. Простой, прозрачный, откровенный аромат белого цветка.

— Хорошо… — Она стала искать что-то по компьютеру. — Смо-отрим… Давай мы сделаем тебе компьютерный анализ твоей хорошенькой головки, чтобы ты убедилась… что у тебя… все в порядке…