Джоанна Троллоп - Друзья и возлюбленные

— Ага, у него уже штук пятьдесят в ведре.

Ви положила в раковину миску с лопаточкой и включила горячую воду.

— Наш Дэн — мягкий, как масло. Дай ему волю, он откроет службу по спасению крыс или уховерток, ей-богу. — Ви завинтила кран. — Ну, что новенького?

Софи сцепила руки.

— Да ничего.

Ви прошла через крошечную кухню к небольшому зеркалу в форме сердца на стене. Достав помаду из стоящей тут же кружки, она стала подкрашивать губы, внимательно глядя на отражение Софи.

— Выкладывай.

Сидя за кухонным столиком, Софи заметила каплю сливочной глазури и раздавила ее пальцем.

— Сегодня вообще ужасно было. Они с самого утра начали, еще до того, как я проснулась. И при мне продолжали…

— Опять за старое?

— Угу.

Ви закрыла помаду, посмотрела на себя в зеркало с разных сторон. Странная штука — помада. Викторианские девушки даже кусали себе губы, чтобы они казались краснее, иногда до крови. Ви повернулась к внучке.

— Так уж у них заведено, птичка. Не бери в голову.

Софи промолчала. Для ее родителей ссоры и скандалы практически стали средством общения. Неудивительно — за столько-то лет! Но последнее время Софи было не по себе от их перебранок. Мама все больше страдала, папа держался холодно. Они почти презирали друг друга.

— То, что ты называешь «неверностью», — громко заявил Фергус утром, — всего лишь попытка жить собственной жизнью, сохранить хоть что-то для себя!

Джина завопила:

— Ты ничего не понимаешь, не желаешь понять! Разве не видно, как мне одиноко?! Моему мужу нет до меня дела!

На ней был халат, который Софи обожала: темно-зеленый в красных и желтых огурцах. Мама случайно пролила на него кофе; она яростно терла пятно голубой салфеткой и кричала, что быть одинокой при муже в тысячу раз тяжелее, чем быть одинокой по-настоящему. Софи стало больно за нее, и она побежала наверх, в ванную, где двадцать минут просидела на унитазе, уставившись в книгу комиксов.

Ви села напротив Софи и взяла ее за руку. У бабушки была большая и теплая ладонь, а на пальцах множество колец, под которые забилось тесто.

— Выговорись, птичка.

— Ненавижу, когда они ссорятся! — крикнула Софи.

— И правильно. Не след им при тебе скандалить. Да только они всегда так делали, даже когда твой папа только ухаживал за мамой. — Она сжала ее руку и наклонилась поближе, обдав Софи ароматом выпечки и «Красных роз» Ярдли. — Помню, как он поменял свое имя. Вообще-то мать назвала его Лесли, в честь актера Лесли Говарда — уж больно его любила. А сынок-то, как с Джиной моей познакомился, взял и подал в газеты объявление, чтоб отныне все его Фергусом Бедфордом звали. Мама твоя жутко рассердилась. Заявила, что терпеть не может людей, которые стыдятся своего происхождения. Даже оправдаться ему не дала. Я заперлась на кухне и не вмешивалась. А потом глядь: они уже за ручки ходят, целуются-обнимаются, как будто и не было ничего. Больше они это не обсуждали.

— Да, только теперь они за ручки не ходят!

Ви понимающе кивнула. Внучка выглядела утомленной; может, из-за экзаменов? Она так усердно учится. Да еще увлеклась этим окаянным вегетарианством… Джина с Софи много раз пытались убедить бабушку, что белки есть не только в мясе… Напрасно. Ви хотелось как следует накормить эту бледную худенькую девочку с тонкими руками. Будь ее воля, она бы приготовила Софи жаркое и чудный пудинг.

— Птичка, я, конечно, могу поговорить с мамой, но вряд ли она меня послушает.

Софи покачала головой:

— Не послушает. Да и вообще я не за себя расстраиваюсь, а за них.

— Ну конечно, родная. Благослови тебя Бог!

— Я… я просто не хочу слушать их крики! — с жаром проговорила Софи, чувствуя, как уже второй раз за день к горлу подступает ком.

— А уйти нельзя? Устрой себе передышку.

Софи потрясла головой.

— Ты же знаешь, я рада тебе помочь…

Девочка кивнула:

— Знаю, знаю. Не нужно. Я на работу устроилась, чтобы копить на путешествия. Хилари приняла меня в «Би-Хаус».

Ви фыркнула.

— И кем же? Посудомойкой?

— Ну, вроде того…

— За три фунта в час?

— Мне всего лишь шестнадцать. И я правда хочу сама заработать…

— Понимаю. — Ви поцеловала внучку. — Понимаю. Деньги приятнее зарабатывать. — Она встала. — Ну, пора ставить чай. Интересно, что будет, если я поговорю с Хилари?

— О маме с папой?

— И о тебе.

Софи задумалась, перебирая бусы.

— Мама все время разговаривает с Хилари. Мне кажется…

— Что, милая?

— Мне кажется, не стоит с ней говорить. И маме бы не стоило. А нам тем более. Вообще не нужно никому это обсуждать, анализировать; так только хуже, понимаешь? Я из-за этого чувствую себя виноватой! — Софи заплакала, прикрыв глаза рукой. — Как будто не в свое дело лезу!

Ви поставила чайник и обняла Софи.

— Милая, если кто и виноват, то не ты.

— Я-то чувствую по-другому! Мне кажется, что это моя вина! — захныкала Софи, уткнувшись в цветастое шелковое платье бабушки.

— Хм-м… — произнес Дэн, войдя на кухню и показывая Ви пустое ведро. Та покосилась на Софи и состроила замысловатую гримасу. — Их было семьдесят семь. Подумать только! Семьдесят семь улиток на шестнадцати кустиках. — Он положил руку на плечо девочки. — Кстати, поможешь мне с кроссвордом?

С тортом в руках Софи шла домой. Был вечер, магазины закрывались. Она нарочно выбрала самый длинный путь: вверх по Орчард-стрит, затем по Тэннери-стрит и через рыночную площадь. По выходным площадь превращалась в автостоянку, а ее правый мощеный угол возле приходской церкви — в излюбленное место сборищ городской шпаны, как этих ребят называла Ви. Со многими из них Софи училась в одной школе, но, вырядившись в широкие джинсы и тесные кожаные пиджачки, они демонстративно переставали отличать ее от других девчонок, над которыми издевались и подшучивали. Правда, Софи давно и внимания на это не обращала. Она сделала открытие: если оценивающе посмотреть им в глаза или, еще лучше, на ноги, можно легко сбить их с толку. «Им в армию пора, вот что», — часто повторяла Ви, всю жизнь голосовавшая за лейбористов. Как-то раз она хватила одного насмешника тяжелой хозяйственной сумкой по шее и за этот героический поступок попала на первую полосу местной газеты.

Проходя через площадь, Софи по привычке, без особого интереса заглянула в витрину любимого магазина одежды и выбрала две вещи: ботинки на толстой подошве, за которые не жалко отдать пять фунтов, но уж никак не тридцать пять, и длинный вязаный жилет — ради него можно и денег подкопить. Мимо прошла девочка из ее класса, под руку с парнем, который подрабатывал сборщиком тележек в магазине полуфабрикатов. С беспечным превосходством та обронила: