Олесь Бенюх - Джун и Мервин. Поэма о детях Южных морей

«Ну и пусть! Ну и пусть!» — твердил про себя Мервин. И с повадками человека, который только и делает, что угощает знакомых девочек разными сладостями, красный, потный, он подошел к Джун и галантно вручил ей мороженое.

— Жарко, — только и сказал он.

— Жарко! — радостно согласилась Джун. — Спасибо!.. «Добрый мальчик, — подумала она. — Настоящий джентльмен! Не то что противные наглецы братья Гаррисоны или наш сосед Жадина Вилли…»

— Джу-у-ун! — немолодая, стройная дама в очках беспокойно всматривалась в толпу на подступах к площадке.

Джун быстро подхватила на руки Гюйса и бросилась бежать по одной из дорожек, обсаженных «рождественскими» деревьями. Мервин побежал следом за ней. Наконец Джун остановилась. Остановился и Мервин. С трудом переводя дыхание, Джун лизала мороженое.

— Кто эта женщина? — спросил тоже запыхавшийся Мервин.

— Мадемуазель Дюраль. — Джун пренебрежительно повела плечом. — Моя гувернантка. Француженка, старая дева…

— Она хорошая?

— Ябеда. Шпионит за мной, все обо мне вынюхивает. Даже в колледже у моих подружек пытается выудить какую-нибудь сплетню. А потом доносит отцу. Но я всегда могу ее надуть, когда захочу! — На лице девочки появилась недобрая усмешка.

— Это верно, хуже нет, когда бесцеремонно суют нос в твои дела! — согласился Мервин.

Сердито зарычал Гюйс, совсем как взрослый пес. Джун и Мервин оглянулись. К ним почти вплотную подошла женщина, которую Джун назвала мадемуазель Дюраль. Какое-то время — оно показалось Мервину очень долгим — девочка и женщина молча смотрели друг на друга.

— Итак, Джун Томпсон, — негромко проговорила гувернантка, — я, по-вашему, ябеда и шпионка?

Джун молчала.

— Почему вы молчите? Или вам стыдно за свои слова перед молодым человеком?

— Разве можно стыдиться правды? — Джун произнесла эти слова громко и твердо. Большие серые глаза ее потемнели, лоб прорезала едва видная складка.

«Вот какая она, эта Джун! — восхищенно подумал Мервин. — Ей-богу, молодец — не струсила!»

— Пойдемте к машине. Дома сами объясните отцу свое недостойное поведение! — проговорила мадемуазель Дюраль. И, не удостоив Мервина взглядом, быстро пошла к выходу.

— Здорово ты ей ответила! — в восхищении сказал Мервин.

— Ничего особенного! — Джун, пожав плечами, пошла вслед за гувернанткой. — Дома теперь будет очередная буря — с громом, молнией, дождем. И гулять не пустят целую неделю…

— А как только пустят, приходи к нам поиграть с Гюйсом, — негромко проговорил Мервин, слегка коснувшись плеча Джун рукой. — Мы живем на Фарм Роуд в Нортлэнде. Спросишь многоквартирный дом пожарников, тебе каждый покажет. Мой отец пожарник, шофером работает. Приходи, а?

— Приду, — сказала Джун. — Как только пустят, так и приду. Я ведь живу рядом — в Карори…

Она улыбнулась, помахала рукой и побежала к стоянке машин. Мервин видел: большой черный лимузин бесшумно тронулся с места и через несколько секунд скрылся за поворотом.

Мервин долго стоял и смотрел на неиссякаемый поток машин. Гюйс уселся у его ног и попытался привлечь негромким повизгиванием внимание мальчика. Но тот не обращал на него внимания. Незнакомое, странное чувство владело Мервином — тревожное и радостное. Ему казалось, что он парит высоко-высоко над островом. Уплывают вдаль среброглавые вулканы и дремучие папоротниковые рощи, каменистые каньоны с бурными изумрудными потоками и выгрызенные ордами океанских волн угрюмые, пустынные фиорды. Древние военные тропы пересекают крутые склоны оранжевых гор, теряются в лиловых долинах, в медно-красных песках пустынь, вновь возникают на берегах сонных озер, чтобы снова исчезнуть возле кипящих грязей и горящих желтыми, синими, красными кострами великанов гейзеров.

А где-то далеко на горизонте, вверх по белой ленте широкого шоссе, мчится большой черный лимузин…

— Мервин, иди скорее! Тебя во дворе какая-то барышня спрашивает, — крикнул отец с порога. Повесив пиджак на гвоздь в углу крохотной прихожей, он направился в ванную сполоснуть лицо и руки перед ужином. Ухмыльнулся, пробормотал себе под нос: «Была бы жива мать, вот удивилась бы. Сын-то жених совсем! Жених — да и только, чтоб я сгорел, как те оптовые склады в Лоуэр Хатте…»

— Барышня? Придумаешь тоже, пап, — равнодушно ответил Мервин. — Просто знакомая девочка… из соседней школы…

А у самого радостно екнуло сердце: «Джун пришла!»

Он наспех причесался, надел новую рубашку, выскочил во двор. На тротуаре стояла Джун в синих шортах, белоснежной блузке, на шее — красный платок. На поводке она держала длинноногого коричневого пса.

— Привет, Джун, — стараясь не выдать своей радости, сказал Мервин, покосившись на стайку мальчишек, которые сражались в дальнем углу двора в регби. Те, как по команде, прекратили игру и уставились, перешептываясь, на Джун. Тем же занялись и две женщины, вышедшие во двор, чтобы развесить только что выстиранное белье. Оторвал взгляд от мотора своего старенького «остина» пожилой мужчина…

— Добрый вечер, Мервин, — ответила Джун, немного смущенная всеобщим вниманием. Помолчали, не зная, как продолжить разговор: стесняло назойливое любопытство всех этих окружавших их людей.

— У меня теперь тоже щенок, — сказала наконец Джун и погладила голову собаки. — Ее зовут Ширин…

— Красивая морда! Совсем как человечье лицо. Что это за порода? — спросил Мервин.

— Афганская овчарка.

Подбежал Гюйс, приступил к знакомству с Ширин, Вокруг Мервина и Джун собиралась толпа любопытных.

— Пойдем вниз, на спортивное поле, — предложила Джун, и, не дожидаясь ответа Мервина, крикнула: — Ширин, Гюйс — за мной!

Собаки с лаем кинулись вдогонку. Следом за ними побежал Мервин.

— А подружка нашего Мервина, видать, не из бедной семьи! — заметила одна из обитательниц дома пожарной команды, худая бледная женщина.

— Какая уж там может быть дружба между богатой пакеха [*] и бедным маори, — отозвалась другая пышногрудая маорийка…

[*] Пакеха — белый, белая (маорийск.)

Спортивное поле лежало в котловине меж двух холмов. Частенько подростки с близлежащих улиц до одури гоняли здесь мяч после школы. Футбольные команды городских колледжей под буйные крики болельщиков сражались здесь с командами английских, французских, шведских судов. По субботам и воскресеньям молодые матери и отцы совершали сюда вылазки со своим потомством.

Сейчас поле было пустынным. Ширин бросилась опрометью бежать вдоль его кромки. Гюйс, высоко вскидывая задние кривые лапы, не отставал. Вот Ширин остановилась, отпрыгнула в сторону, склонила тонкую голову набок. Гюйс тоже замер. Его черные навыкате глаза следили за каждым движением Ширин. Внимание собак привлекли две маленькие серенькие птички. Мгновенное раздумье — и оба щенка уже мчались наперегонки поперек поля…