Джин Стоун - Такая разная любовь

Вновь обернувшись к Данни, она проговорила:

— Знаю. А я вот убиваю свои цветы.

— Нет, Мэг, они умирают сами по себе. Самоубийцы.

— Забавно. Но, полагаю, ты зашел ко мне вовсе не для того, чтобы обсуждать мои садоводческие способности.

Он поставил локти на стол и, сцепив руки в замок, положил на них подбородок. Мэг стало не по себе от его неподвижного буравящего взгляда.

— Эйвери очень не понравится то, что ты уклонилась от дачи интервью газетчикам, — сказал он.

— Ему хорошо известно, что после оглашения вердикта мне хочется побыть какое-то время одной.

Зная о том, что Мэг не любит выставлять себя напоказ, Эйвери не раз выражал ей по этому поводу свое недовольство.

— Дело-то было все-таки не рядовое, Мэг.

— Мне кажется, что и я не рядовой адвокат.

Он лукаво улыбнулся:

— Я уж не говорю о том, что ты, проявив неуважение к клиентке, отказалась посетить вечеринку по случаю ее счастливого избавления. А между прочим, все перипетии этого шумного чествования будут подробно описаны завтра же во всех желтых газетах и на телевидении.

Мэг тоже улыбнулась:

— Ты хочешь сказать, что я поступила неумно?

— Я не скажу этого только в том случае, если ты согласишься компенсировать свой промах ужином в моем обществе. Сегодня.

Мэг нахмурилась.

— Не поздно, — добавил Данни. — Ужин, только и всего. Если, конечно, у тебя не назначено другого свидания.

Мэг покачала головой. Она не рассказывала Данни о своем разрыве с Роджером Барретом. Ей было стыдно услышать в ответ что-нибудь вроде: «Ну, вот опять. Ты в своем репертуаре».

— Значит, договорились. Это будет наш маленький праздник. Меня злит исход дела, но за тебя я искренне рад. Рад, что ты опять выиграла.

— Правда?

— Правда. И да потонет моя злость в огромной чашке со спагетти!

Метрдотель отвел их к столику в дальней части зала. Данни шепнул ей сзади на ухо:

— Гадко сознавать, что ты выше меня. Кто тебя просил надевать их?

Мэг поняла, что он имеет в виду ее трехдюймовые каблуки. Собственный ее рост составлял пять футов семь дюймов. Данни был на два дюйма выше, но вот с этими каблуками… Мэг улыбнулась. Он часто ставил ее в тупик своей прямотой. Но она знала, что провести сегодняшний вечер в его обществе — это лучший способ поднять настроение. Данни поможет ей справиться с нахлынувшим ощущением одиночества и горьким похмельем после очередной победы в суде.

Они сели за столик, Данни разгладил руками скатерть.

— В красно-белую клетку, — проговорил он. — Мой любимый узор.

Мэг рассмеялась:

— Ты просто милашка, Данни.

— Ого! Неужели Дева Айсберг расщедрилась на проявление душевного тепла?

Мэг поморщилась. «Дева Айсберг» — так ее прозвали газетчики по окончании процесса, на котором она представляла интересы финансиста с Уолл-стрит[2], обвинявшегося в изнасиловании дочери одного дипломата с Ближнего Востока. Шестнадцатилетняя девочка с большими темными глазами расплакалась в зале суда, чем снискала всеобщее сочувствие. Но Мэг построила защиту на том утверждении, что потерпевшая отнюдь не была такой уж невинной овечкой. И ей удалось убедить в этом суд присяжных. «Власти» опять не смогли составить ей конкуренции. С тех пор ее называли в прессе «Девой Айсберг». И газетчики даже не подозревали о том, насколько они были правы.

Мэг опустила глаза:

— Прошу тебя, не называй меня так.

— Извини, — тихо проговорил Данни. — Я просто задница.

Мэг заставила себя улыбнуться:

— Точно.

Они заказали бутылку «Кьянти» и некоторое время сидели молча. Мэг смотрела на пламя свечи и пыталась расслабиться.

— Что у тебя на очереди? — спросил наконец Данни.

Мэг покачала головой:

— Не знаю. Мы не ожидали, что этот процесс закончится так скоро.

— И твои компаньоны разочарованы тем, что их гонорары оказались не такими большими, как намечалось?

Она накрыла его руку своей:

— Давай не будем сейчас об этом, хорошо?

Он взглянул на ее руку:

— Извини, Мэг. Но порой становится на душе довольно дерьмово, когда наблюдаешь за тем, как защищают виновного.

Она убрала руку и сделала еще глоток. Вино ожгло гортань.

— Я много раз представляла и интересы невиновных. Как, скажем, в случае с Дональдом Хаггерти.

Ей вдруг вспомнилось то дело. Пришлось защищать малоприятного старика, обвинявшегося в убийстве невестки, которая охотилась за семейным состоянием. Мэг доказала, что настоящим убийцей был сын Хаггерти, которого обвинение рассматривало в качестве своего главного свидетеля. Суд присяжных согласился с Мэг.

— Не обижайся, крошка, — сказал Данни, — но ты защищаешь всякого, кто готов заплатить твоей фирме дикие денежки.

Мэг вцепилась в соломинку, торчавшую из бокала. Данни, конечно же, был прав. Но если Мэг не будет защищать богатых клиентов, их все равно станет защищать кто-то другой. И этот другой заберет себе весь гонорар. Проблема нравственного выбора впервые встала перед ней много лет назад, и она тогда же приняла твердое решение. Раз и навсегда.

— Дональд Хаггерти был невиновен, — сказала она, чувствуя, что говорит неубедительно.

— Дональд Хаггерти был богат. Да и дело получило в газетах шумную рекламу.

Мэг снова пригубила вино. «Пошел ты, Данни! Я сделала свою работу». Поставив бокал на стол, она уставилась на играющую бликами красную жидкость. Она хорошо знала Данни и понимала, что он ни в чем ее не обвиняет. Просто отводит душу по поводу сегодняшнего решения суда, выпускает пар. Чувствует и свою вину: ведь это он собрал улики, которые помогли Мэг спасти Холли от наказания.

— Загляни правде в глаза, Мэг, — продолжал Данни. — Неужели ты всерьез полагаешь, что сегодня прозвучал бы оправдательный приговор, если бы Холли не была столь… — Запнувшись, он стал искать подходящее слово.

— …известна в обществе? — попробовала угадать Мэг.

— Богата.

— Если бы не горела дикой жаждой сенсации?

— Если бы не горела диким желанием привлечь к себе всеобщее внимание.

Мэг удивленно повела бровью:

— Ну, так и что?

Данни завернул край скатерти.

— Ничего. Ты права. Давай поговорим о чем-нибудь другом. О сексе, например.

Мэг от неожиданности рассмеялась:

— Лучше не надо. Поговорим о чем-нибудь приятном.

Данни только тихо присвистнул:

— Ага, выходит, горизонт опять чист и ты ждешь появления нового мужика.

— Да, от последнего я избавилась. И больше не хочу.

— Значит, ты все-таки послала своего Кролика Роджера[3].