Елена Лагутина - Пуля для любимого

Настя была гордой девочкой — а что еще остается бедным? И подлизываться к мальчишкам, навязываться им, как это делали две такие же нищие бедолаги из ее класса, она не собиралась. Да в конце концов, нечего себя с ними равнять. У тех двоих не было ничего, а у Насти было все, что она только могла пожелать — в ее собственном мире, конечно, в темноте под одеялом. Уже значительно позже один знакомый объяснил ей, что это какое-то философское направление — считать, что нет ничего ни реального, ни нереального. Мол, если ты себе очень хорошо, в подробностях что-то представляешь, испытываешь при этом все соответствующие эмоции, так какая разница, на самом деле это происходит или нет?

В чем, собственно говоря, разница, если ты и радуешься, и огорчаешься по-настоящему? Если ты чувствуешь прикосновение прохладной травы к босым ступням или нежного бархата платья к телу, если ты можешь как наяву уловить тонкий аромат одеколона, такого дорогого, что ты даже не знаешь его названия, если ты способна почувствовать сильную руку, обнимающую тебя за плечи — ты же все это чувствуешь, так зачем тогда искать неведомо чего, если можно просто все себе представить? Ну конечно, Настя не доходила до того, чтобы совсем отказаться от реальной жизни, однако мечты о том, что было для нее недостижимо (во всяком случае, пока), делали ее жизнь не такой унылой.

Так что свой прекрасный принц у Насти был. И не чета всем этим ее одноклассникам — у кого уши, как пельмени, у кого нос курносый, кто просто задохлик какой-то… Нет, у Настиного принца и с ушами, и с носом было все в порядке. Он был… ну, конечно, высокий, не может же принц быть коротышкой, с темными волосами, вьющимися крупными кольцами, с серыми глазами… Принц протягивал Насте руку и склонял перед ней голову в вежливом поклоне. Никаких тебе «Эй, подруга, ты чё вечером делаешь? Подгребай часам к шести, оттянемся по полной!»

Настя с принцем без конца бродили рядышком по аллеям парка, усыпанным желтыми и красными листьями, и старались наступать туда, где этот красно-желтый ручей был поглубже — так, чтобы шуршать погромче. Они весело смеялись, болтали обо всем на свете — о задачке по алгебре, об инопланетянах, о кошках. Да мало ли о чем могут беседовать двое людей, так хорошо понимающих друг друга! Можно и не разговаривать, молчать вдвоем тоже здорово. А потом, когда прогулка уже приближалась к концу, принц переставал смеяться, глаза его становились грустными. «Что с тобой?» — спрашивала Настя. И он, покраснев, чуть слышно отвечал: «Мне грустно расставаться с тобой даже до завтра».

Настя перешла в седьмой класс. Лето было каким-то жарким, бестолковым, неимоверно длинным и скучным. Делать в душном городе было нечего, да мать и не оставила бы ее одну. А сама она каждое лето ездила к бабушке в деревню, чтобы побольше всего вырастить на огороде. Без этого прожить им с Настей было бы трудно. Так что проблема выбора перед Настей не стояла — как всегда, каникулы в Поповке. Огород, полуживая речка — вот и все летние развлечения. Она хотела поехать хоть на месяц в летний лагерь, просто ради разнообразия. Мать вроде обещала, но в июне выяснилось, что денег на это не хватит и нечего даже и думать ни о каком лагере.

В общем, как ни странно, но первого сентября Настя ждала с нетерпением. Такие каникулы просто осточертели. Кроме того, у нее было какое-то непонятное чувство, как будто что-то вот-вот должно произойти. Она только не могла понять, хорошее или плохое. Ждала чего-то от поездки в лагерь, поэтому и расстроилась так, когда выяснилось, что это отменяется. Ею овладело чувство какого-то смутного, беспокойного, нетерпеливого ожидания, и было уже все равно, что может случиться, — главное, чтобы хоть что-то произошло. Школа сгорит, и Настю переведут в другую, или мать квартиру решит поменять, или придет письмо от какого-нибудь неведомого родственника, который ни с того ни с сего пригласит Настю в гости во Владивосток…

В это же время Настя неожиданно поймала себя на новой привычке подолгу торчать возле зеркала. Она застревала перед ним незаметно для самой себя, чего раньше никогда не было, — взглянет быстренько, не лохматая ли, не криво ли юбка надета, и все. Теперь же она то внимательно рассматривала свое лицо, вглядываясь в собственные зеленые, с золотистыми крапинками, широко распахнутые глаза, то накручивала из своих рыжеватых волос невероятные прически, по большей части неудачные. По-настоящему ей шли лишь самые простенькие, обычные варианты — коса или хвостик, но это было так скучно, так надоело. А с распущенными по плечам волосами Настя нравилась сама себе, казалась таинственной и загадочной, но ходить так не решалась.

После обычной нудной линейки в школьном дворе все шумно разбрелись небольшими группами, делясь впечатлениями о каникулах. Насте делиться было нечем, и она стояла в стороне, стараясь не слышать долетающих до нее обрывков восторженно-хвастливых фраз. Прозвенел звонок, приглашающий в классы, и галдящая, возбужденная толпа повалила на школьное крыльцо, растекаясь дальше по коридорам. Усевшись на свое привычное место, за третий стол в среднем ряду, Настя тихонько вздохнула. Ну вот, так ждала первого сентября, а все оказалось как обычно. Подвело ее дурацкое «шестое чувство», нечего было ждать. Первое сентября — вот оно, наступило, а ничего и не произошло.

— Антонова! Эй, Антонова, спишь, что ли?! — слегка толкнула ее в плечо Лена Шепитько, ее прошлогодняя соседка по парте.

— Ой, привет, Лен!

— Здорово. Слушай, Настя, у меня к тебе дело есть одно.

Настя насторожилась. Что это за дела такие, едва встретиться успели? Вообще-то она хорошо относилась к Шепитько. Ленка, несмотря на свою грубоватость и бесцеремонность, была неплохой девчонкой и в качестве соседки Настю вполне устраивала. По крайней мере не ломается и нос до небес не дерет.

— Какое дело?

— Насть, ты во-он за тот стол не пересядешь? — Ленка ткнула пальцем через плечо, и Настя увидела встревоженно маячившего позади Сережку Гусева. Так, все понятно — «асисяй, любов». И когда только успели? Ах да! Они ж в одном лагере отдыхали. Ну, тогда все понятно.

— А чего ты сама к своему Гусеву не пересядешь? Он же один сидит! — не захотела уступать Настя. В самом деле, если Ленке нужно, пусть сама и пересаживается к своему Сереженьке.

— Да ты понимаешь, у Сереги зрение неважное, а очки носить он стесняется, — нимало не смущаясь, объяснила Ленка. Она вообще отличалась прямотой и полным отсутствием комплексов, за что ее некоторые девчонки терпеть не могли, а пацаны уважали.

— Пусть контактные линзы носит, — буркнула Настя не слишком приветливо, но уже понимая, что согласится. Черт с ними, ей ведь все равно, с кем сидеть за одним столом. Одной даже лучше, а там, куда показала ей Ленка, оба места пустовали. — Ладно, пересяду.