Сьюзен Сассман - На диете

Годы шли и шли. Я научилась прощать Саре-Джейн ее южную уступчивость, а она мне – заносчивость уроженки Восточного побережья. Два абсолютно разных человека постепенно срослись в одно существо, в котором исчезало несходство характеров двух непохожих женщин. Памятный день, когда я так оскандалилась с анкетой, оказался чем-то вроде начала новой эры. С той поры мы были неразлучны.

Сара-Джейн застонала. Ее рука покоилась в моей, исхудавшие пальцы казались не толще лапок богомола. Теперь ей стали велики все ее любимые перстни, и эта голая, словно обворованная, рука состояла из одних только усталых вен, выпирающих костяшек и подсохших отметин от уколов на желтой коже. Она ласково тронула мою ладонь кончиками пальцев.

– Ты еще здесь?

В полночь позвонил Стэнфорд, муж Сары-Джейн.

Звонок застал меня в гардеробной. Давясь слезами, я бестолково рылась в вещах. Куда запропастился фирменный пакет от костюма Унгаро? Я ведь поклялась отдать наряд подруге, и подарок должен предстать во всем блеске.

Через тонкую перегородку доносились приглушенные взрывы хохота – популярный комик резвился во всенародно любимом телешоу “Шутки придурков”. На этом фоне отчетливо выделялось блаженное похрапывание Фрэнклина. Я устроила супругу такой сеанс, что он теперь до утра не очнется. Секс высшей пробы – какой обычно приберегается для дня рождения, годовщины свадьбы и прочих знаменательных событий.

Пусть мой герой спит. Ему лучше и не знать, как я собираюсь распорядиться шелковым костюмом по цене небольшого подержанного танка. Он никак не успокоится и норовит оповестить всех, какую сумму отвалил за дамскую тряпку.

“Ну, в этом месяце мы живем! Я уже оплатил ренту виллы Унгаро!”

Ха-ха, как смешно.

“Будем рады поужинать с вами. Как насчет “Макдоналдса”? Моя жена как раз прикупила новый наряд от Унгаро”.

Обхохочешься.

– Барбара? – Гнусавое блеяние Стэнфорда в телефонной трубке звучало как всегда мерзко. – Только что звонили из больницы.

Судорожный вдох, медленный выдох. Скверный ты актер, Стэнфорд! Особенно в роли сраженного горем стоика.

– Сара-Джейн... Мы потеряли ее.

– Где? – оглушенно отозвалась я. – Что-что?

– Ничего.

Расслабься, всего лишь шутка. В отличие от тебя, мне сейчас слишком больно, чтобы плакать. И впервые некому подхватить мою шутку. В глаза бросилось развороченное нутро гардероба. Все, конец, я опоздала. Саре-Джейн больше не нужен мой костюм. Я включила свет, с кровати донеслось раздраженное бормотание. Прости, Фрэнклин. Спи дальше.

– Чем могу помочь? – простонала я в телефон.

– Значит, так. Во-первых...

Бьюсь об заклад, у подонка был список – аккуратненький, отпечатанный буковка к буковке. Все в алфавитном порядке. Я строчила и строчила под бодрую диктовку, яростно царапая пером бумагу. Кончик его погнулся, размазывая потеки чернил среди корявых, неразборчивых каракулей.

Ночь. Я растянулась в кресле посреди гостиной, тупо глядя в огромное, во всю стену, арочное окно. Большая бутылка виски в одной руке, неизменная сигарета в другой. Зазубренный горный кряж над озером Мичиган вздымался костлявым хребтом рухнувшего на колени мученика. Само озеро вдоль берегов подернулось льдом, но дальше темнела вода и стальной отблеск луны скользил по гребням холодных, неутомимых волн, мерно лизавших серые льдины.

Как я мечтала, чтобы они замерли. Хотя бы на миг. Чтобы подали мне знак. Что-то вроде “Здесь была Сара-Джейн” – крохотный знак того, что она не исчезла бесследно. Волны все катились.

Стойте, сволочи! Но волны с равнодушным упрямством догоняли и догоняли одна другую.

Смерть с кровью вырвала Сару-Джейн из моей жизни. Я потеряла не просто подругу – я утратила часть себя самой. Но Сара-Джейн ведь прошла через этот мир, через мою судьбу – и должна оставить свой след. Я выбила из пачки очередную сигарету, машинально потянулась за увесистой позолоченной зажигалкой.

Наша дружба – это и была настоящая жизнь, деятельная и безоглядная. Таким же должен стать мой последний долг памяти Саре-Джейн. У меня затряслись руки. Я защелкала зажигалкой, искорка мелькала безо всякого толка. Черт, не горит!

Давай, давай, железяка! Курить хотелось по-черному, я едва не изгрызла фильтр. Да зажигайся же ты. Дерьмо! Щелк. Щелк. Ш-ш-ш... Наконец-то сине-красное дрожащее пламя. Поднеся зажигалку к сигарете, я вдруг поняла, что мне нужно сделать. И в тот же миг возненавидела эту мысль, но пути назад не было. Решено. Это будет мой реквием по Саре-Джейн.

Яростно отшвырнув зажигалку, я искрошила в пальцах так и не зажженную сигарету, а ее сестер утопила прямо в пачке, щедро плеснув туда виски. Так же обошлась с пепельницей, переполненной мятыми окурками. Руки тряслись, лужица виски растеклась по столу.

Разобравшись с сигаретами в гостиной, я перебралась в кухню и, заливаясь слезами, опустошила свои закрома – выгребла два блока из шкафа и початую пачку из-под груды ножей и вилок в ящике стола.

Вторая дверь из кухни вела во двор. Порыв ледяного ветра попытался загнать меня обратно, но я стиснула зубы и ринулась в ночь. Дальше путь преградил каток, который я залила для деток. Враскоряку, точно утка, я пересекла препятствие, одолела невысокий сугроб и заскользила по обледенелому пологому берегу вниз, к кромке воды.

Домашние шлепанцы совершенно не годились для прогулок по ледяным торосам. Ночная рубашка – и того меньше. Ледяной воздух жадно хватал за ноги, пробирал до костей. На груди у меня пригрелись шелковистые на ощупь сигаретные пачки. И не мечтай повернуть назад, Барбара! Даже не оглядывайся! Назад ходу нет. Нога заскользила куда-то в сторону, я упала, но тут же с усилием поднялась и побрела дальше – туда, где плескалась черная вода.

Хороша же я была, когда добралась до цели. Ступни превратились в пару ледяных чушек, колени дрожали и кровоточили, пальцы не сгибались. Я размахнулась и с тоскливым воем швырнула в озеро сигаретный блок.

Упокойся с миром, Сара-Джейн Куинлин!

Сиплое эхо истаяло сразу, как волной слизало. Коробка упала на воду и закачалась ярким поплавком. Как же ты могла, родная? Как же я теперь без тебя?Второй блок зацепил кромку льда, подпрыгнул и присоединился к первому. Волна ударилась о лед и отступила, подхватывая коробки, – они чуть отдалились от берега. Початую пачку я разодрала, растерла сигареты в ладонях и медленно высыпала по ветру горсть табачных крошек.

Пепел к пеплу.

Я всхлипывала, выбивая зубами дробь, мокрые от слез ресницы смерзались на ветру.

Прах к праху.

Скомканные остатки картона полетели в воду.

Сара-Джейн Куинлин, моя дорогая изменница, предаю твою нежную южную душу морю.