Драйв - Кейт Стюарт

стыд? У меня не было никакого права так себя чувствовать. Абсолютно никакого права. Но это не имело значения. Я все равно чувствовала — зависть, ноющую боль, острый поворот ножа, который снова и снова впивался мне в грудь, отказываясь быть проигнорированным.

Его свадьба.

Я подавилась очередным порывом ледяного ветра, когда швейцар спустился с бордюра, ступив в грязный снег, и открыл мне дверь такси. Водитель забрал чемодан из моей руки, и через секунды мы уже мчались к аэропорту, пока небоскребы исчезали за запотевшим окном.

— Куда направляетесь сегодня?

Мой телефон снова взорвался серией резких сигналов, и я полезла в сумку, чтобы его отключить.

— Домой.

Он на мгновение взглянул на меня в зеркало заднего вида, после чего понял намек. Я вела себя откровенно грубо, и даже не извинилась. Мое лицо горело, в груди полыхал пожар.

Возьми себя в руки, Стелла.

Я расстегнула твидовое пальто, внезапно почувствовав острую потребность в более прохладном воздухе. Я хотела, чтобы он покрыл меня с головой. Хотела заморозить себя, но знала: даже при минусовой температуре я все равно буду чувствовать этот ожог.

Через несколько минут, у входа в аэропорт, я рассматривала людей, которые спешили мимо меня, прячась от пронизывающего ветра. Двигаясь со скоростью улитки, я прошла сквозь раздвижные двери и замерла в центре этого хаоса. Воздух пронизывала волна шума: голоса, цокот каблуков рядом со мной, писк сканеров багажа. Я сфокусировалась на одной из стюардесс, которая стремительно проносилась сквозь толпу: уверенная походка, волосы собраны в аккуратный пучок на макушке. Рядом с ней плавно скользил ее идеально собранный багаж. Я на мгновение задумалась, куда она летит, пока она обгоняла коляски, двигаясь к контрольно-пропускному пункту. По меньшей мере пятьдесят человек ждали проверки, и я не хотела, чтобы они смотрели на меня. Никто из них. Я была не в состоянии улыбаться, не в состоянии вести светские беседы. Опустив глаза, я сделала шаг вперед, а затем заставила себя сделать еще один.

Он женат. Ну и прекрасно.

Продолжай идти, Стелла.

Я вытолкнула глубокий выдох, выпрямила плечи и образно стряхнула с себя пыль. Я была невероятно хороша в этом. Я делала это всю свою жизнь.

Лекси была права. Случайности, совпадения, жестокость жизни и извращенное чувство юмора судьбы всегда играли огромную роль во всем, что касалось его. Их обоих. Может быть, так жизнь давала мне понять, что именно в этот день, как ни в какой другой, я нахожусь на правильном этапе своего пути.

Тогда почему же это так нестерпимо больно?

Я ушла так далеко от того места, где каждый из этих знаков имел значение. От того периода, когда я анализировала и переанализировала все до такой степени, что сводила себя с ума, пока, наконец, просто не позволила вещам быть такими, какие они есть.

И я смогу сделать это снова. Смогу сделать это снова так легко, если только сумею перешагнуть через это. Жизнь, которой я жила, была моим утешением.

Потому что Лекси была права.

Я была счастлива.

Уверенная в том, что самое худшее позади, и, без сомнения, слегка драматизируя, я полезла в сумочку за своим удостоверением личности. Именно в этот момент я услышала первые ноты песни, которые зазвучали из динамиков аэропорта.

— Твою ж ма… — Я осеклась, прикрыв рот от ужаса. Каждая голова в очереди повернулась в мою сторону; сотни глаз изучающе скользнули по мне. Несколько матерей крепче прижали к себе детей с отвращением на лицах, и я заметила ухмылки пары парней, стоявших впереди. Парализованная, пока песня проникала в мои уши и детонировала в моей груди, я быстро прошептала свои извинения, схватила ручку чемодана и улизнула прочь, словно только что крикнула «Бомба!».

Униженная и не желая подвергать себя новым взглядам, я, не поднимая глаз, покатила чемодан обратно в вестибюль аэропорта. Несколько миль спустя, когда мой рейс уже благополучно поднялся в воздух без меня, со лба стекал пот, пока я пыталась совладать со своим бессвязным, блуждающим разумом. Неуютно укутанная в зимнее пальто, я бесцельно бродила по аэропорту, таща за собой легкий чемодан, который теперь казался тяжелым, как ящик с кирпичами, без всякой цели.

Меня всегда ранила именно музыка. Она наносила самый большой ущерб. В каждый божий день моей жизни ей сопутствовала песня. Некоторые дни повторялись. Иногда я просыпалась с текстом, кружащим в голове. Порой эти слова задавали тон моему дню, и я, словно рабыня, следовала за ним. Но некоторые песни были подобны острому ногтю, тыкающему в открытые раны мыслей. Потому что музыка — это величайший библиотекарь сердца. Нескольким нотам было под силу перенести меня в прошлое, в самые болезненные моменты. Возьми любую песню из картотеки своей жизни, и ты сможешь привязать ее к воспоминанию. Она откликается, резонирует, и там ей суждено остаться. И неважно, сколько карточек из этой картотеки ты захочешь вырвать и сжечь, как старые телефонные номера, чтобы освободить место для новых, — эти песни останутся и будут угрожать заиграть снова.

И песня, что кружилась в глубинных закоулках моего разума — пока я изо всех сил пыталась вырвать ее из картотеки — отлично изувечила меня благодаря моей доброй подруге по имени Случайность, и жестоко вытаскивала наружу каждое связанное с ней воспоминание. Она жгла изнутри, проходя будто ожогом через нос и легкие, пока я шагала по белому кафелю аэропорта в своих изрядно поношенных кедах и смотрела на исписанные маркером строчки песен, которыми я их разрисовала.

Эта песня была татуировкой на моем сердце, как и несколько других. И второй раз в жизни я хотела, чтобы музыка остановилась. Мне нужно было, чтобы это повторение прекратилось. Я не хотела чувствовать этот ожог. Он был слишком всепоглощающим.

И эта логика была абсурдной.

Пока я обливалась потом, глядя на мелкие трещины и пятна на полу подо мной, я четко осознавала несколько вещей.

Первое: в этот день я никуда не полечу.

Второе: я не перезвоню Лекси и не задам ей ни единого вопроса.

И третье: я отказывалась признавать. Боль была слишком осязаемой, слишком живой.

Что это за особенность женской психики, которая не позволяет нам игнорировать старые раны, давно минувшие муки и воспоминания о мужчинах, с которыми мы себя связали?

Раньше я думала, что мужчины — эксперты в том, чтобы забыть о прошлом и двигаться дальше, но я, наконец, стала достаточно взрослой, чтобы знать: это не так. Их воспоминания столь же яркие, столь же болезненные. Просто они лучше умеют отпускать.