Дом - С. Дж. Тилли

мной. «Если бы этот придурок не врезался в меня, я бы не врезался в тебя».

«О, все в порядке. Я…» — начинаю я говорить, но тут мой взгляд устремляется на высокого мужчину рядом со мной, и моя способность формулировать слова исчезает.

Святые, трахни меня, глаза.

Я моргаю.

Да бросьте вы это. Да трахните меня все.

Его пронзительно-голубые радужки — это только начало.

Мужчина в костюме, с коротко подстриженными темными волосами, такой же аккуратной бородой и плечами, на которых можно сидеть, улыбается мне сверху вниз, словно он действительно рад, что ему доставили неудобства, врезавшись в меня.

Его губы шевелятся.

Они на тон темнее и розовее его загорелой кожи.

Его губы шевелились.

«Извини?» Мои щеки горят, когда я признаю, что не слышала его, хотя мы стоим лицом к лицу.

Его улыбка становится шире. «Я тебя обидел?»

В моем мозгу происходит короткое замыкание, потому что я с головой ныряю в сточную канаву, представляя, как он спрашивает меня об этом, когда мы оба потные и голые — в постели.

«Нет», — хриплю я. Господи, Вэл. Соберись. «Я тебя обидела?»

Я тебя обидела?

Мне хочется зажать себе рот рукой. Или заползти под ближайшую скамейку и притвориться мертвым.

Губы мужчины кривятся в ухмылке. «Не думай, что такая мелочь, как ты, могла бы, даже если бы попыталась».

Мелочь?

Здесь жарко?

Здесь очень жарко.

Давление на мою спину меняется, и я понимаю, что его большая ладонь все еще там, удерживая меня на месте.

Он опускает лицо.

Он собирается меня поцеловать?

Мои глаза начинают закрываться, а затем резко открываются.

Он не собирается меня целовать. Это не фильм Hallmark. И не порно.

Но он продолжает опускаться, наклоняясь, и мои глаза опускаются в пол.

Ах да, мой рюкзак.

И мое печенье.

Мое лицо горит еще сильнее.

Серьёзно, мой мозг не может выбрать полосу движения.

Я краснею от его близости. Волнуюсь, что он называет меня маленькой. Смущаюсь, что его рука касается моего живота. Чувствую себя толстой из-за того, что меня застукали за поеданием печенья. И просто чертовски разгорячилась из-за него.

Рука, лежавшая на моей спине, касается моей задницы, когда он приседает у моих ног.

И этого случайного прикосновения достаточно, чтобы выбить меня из колеи еще больше.

Прошло слишком много времени, чтобы невинное прикосновение пальцев к моей ягодице заставило меня напрячься.

Я заставляю себя выйти из транса и приседаю рядом с ним.

«Я сама», — говорю я, но даже не тянусь к сумке. Потому что я слишком занята, разглядывая его татуированные пальцы.

Татуированные. Пальцы.

Я почти хнычу. Но слава богу, что нет. Это уровень унижения, от которого я не смогу оправиться.

Я люблю татуировки. В них есть что-то такое… горячее. Такое смелое.

Я всегда их хотела, но я была слишком труслива, чтобы сделать одну. Боюсь, что боль будет слишком сильной, и я буду плакать всю дорогу. Или, что еще хуже, сдамся через две минуты и в итоге получу половину дизайна.

Но этот человек…

Я сжимаю губы, наблюдая, как он подбирает мое сломанное шоколадное печенье и заворачивает кусочки в маленький коричневый бумажный пакет, в котором оно продавалось. И я действительно не могу оторвать глаз.

Вся его рука в татуировках. Пальцы, тыльная сторона ладони, все. А когда он тянется за салфеткой, которую я тоже уронила, ярко-белый манжет его рукава оттягивается, обнажая дорогие часы и еще больше татуировок.

Я покачиваюсь.

«Спокойно, малышка», — рука, не держащая печенье, сжимает мой локоть.

Его пальцы на моей голой коже каким-то образом заземляют, но использование второго ласкового слова снова выводит меня из равновесия.

Я не скучала по тому, как он называл меня раньше Ангелом. Я просто не могла этого осознать.

Никто никогда не называл меня иначе, как Вэл. Никто даже не использует мое полное имя.

«Ты в порядке?» Голос мужчины стал тише. Меньше веселья, больше беспокойства.

И этого всего чертовски много.

Присев рядом друг с другом, мы почти одного роста. Но даже так он выше меня. Шире меня. Больше меня. И мне нужно бежать. Если я проведу еще мгновение в его присутствии, я растаю в липкую лужу гормонов на полу. И никто не хочет этого видеть.

«С-спасибо». Я пытаюсь дотянуться до своей сумки, но он опережает меня. Используя ту же руку, в которой он держит печенье, он подцепляет сумку одним пальцем и легко поднимает ее.

«Пожалуйста». Его взгляд скользит по моим обнаженным коленям, и я дергаю юбку, стягивая ее вниз, чтобы прикрыть лишнюю кожу.

Он прочищает горло. Это не должно быть сексуально, но это так.

Мне хочется снова задрать юбку, но тут мужчина начинает вставать. И его хватка за мой локоть поднимает меня вместе с ним.

«Сколько времени осталось до вашего рейса?»

«Эм, я думаю, у меня есть около тридцати минут до посадки».

Он опускает подбородок. «Идеально. У меня тоже».

«Идеально?» — спрашиваю я, но он уже тянет меня за собой, снова положив руку мне на поясницу.

«Я должен тебе печенье и рюкзак. Тридцати минут должно быть как раз достаточно». Его голос такой глубокий и грохочущий, что он почти отвлекает меня от его слов.

«Рюкзак?» — просто повторяю я слова, позволяя ему вести меня по главному коридору аэропорта.

Я привыкла находиться рядом с высокими мужчинами. Мой единокровный брат, Кинг, практически гигант, и он, вероятно, всего на дюйм выше этого мужчины. Но даже с его гораздо более длинными ногами, этот мужчина идет в моем темпе.

Это здорово, потому что мне не нужно бежать трусцой, чтобы не отставать, но я все еще жалею, что не оставила свои милые танкетки, а переобулась в теннисные туфли перед прохождением контроля безопасности. Потому что я смотрю вниз и — да — его туфли соответствуют остальной части его дорогого наряда. То есть теннисных туфель у него нет.

«Твой был жертвой войны», — отвечает он на вопрос, о котором я уже забыла, держа перед собой мой рюкзак.

Мой рот открывается в букву О, когда я понимаю, почему он упал с моего плеча. Ремешок сломан ниже, где пряжка вшита в нейлоновую полоску, толстая ткань разорвана насквозь.

Я выдыхаю. «Я ждала, когда это произойдет».

«Вы ждали, что какой-нибудь неуклюжий болван врежется в вас и сломает ваши вещи?»

Я поднимаю на него взгляд и вижу, что он смотрит на меня сверху вниз. Мои щеки все еще красные с того первого раза, как я встретилась с ним взглядом,