О нём - Юлия Резник

– Извини, Марин. Я его в сумке забыла, а тот разрядился.

– Господи, Халилова, ты в своем репертуаре!

– Почему это?

– Потому что только ты два дня могла не замечать, что телефон сдох! Так, ладно. Я не ругаться звоню.

– А зачем?

– У Марика дэ рэ. В Гараже. Отпрашивайся у своего строгого папочки. Кстати, чего тебя не было на трене? Добрый рвал и метал.

Притупившаяся боль вспыхивает слева под ребрами. Отхожу к окну. Отдергиваю штору. Высокий забор отсюда почти не виден, но я знаю, что он есть. И так во всем. Что бы ни делала, чего бы я не хотела, я постоянно натыкаюсь на какие-то преграды.

– Я завязала.

– С чем? – тупит Звойниченко.

– Со спортом.

– Ха-ха. Очень смешно.

– Я не шучу, Марин. Все. Правда.

– Бред! Ты же лучшая, ты…

– Хватит. Я так решила. Давай не будем?

– Ты решила? – язвит Маринка, – Или за тебя?

– В этом конкретном случае это не имеет совершенно никакого значения.

– Как будто были случаи, когда твой голос чего-то стоил! – злится подруга. – А дальше что? Ты себя спрашивала?

– Для начала подтяну хвосты в универе. Я же с этим спортом совсем на учебу забила, а там… там посмотрим, Марин. Решу за время каникул.

Говорить о том, что меня выдают замуж, стыдно! Звойниченко этого в жизни не поймет. Начнет орать, что мы живем не в средневековье. Подбивать меня совершить какую-то глупость. Нет-нет. На кой мне такое надо?

– Жесть. Я просто в шоке. А Добрый-то знает?

– Я рассказа ему о своих планах. Но не уверена, что он отнесся серьезно к моим словам.

– Еще как отнесся. Ходил злой, как чёрт. Ты же его лучшая спортсменка!

– Не начинай. Давай лучше вернемся ко дню рождения Матусевича.

– Точно! Так тебя ждать?

Идти мне никуда не хочется. Но и дома сидеть нет сил. Время уходит, приближая меня к ненавистному браку. А я ничего не делаю! Только все сильнее загоняюсь. В общем, обещаю Маринке, что буду. Отец чувствует за собой вину, поэтому никуда не денется – согласится. Может быть, у меня получится хоть немного отвлечься. Правда, когда приходит пора собираться, мне до того лень, что я, махнув рукой на свой внешний вид, натягиваю бесформенный спортивный костюм и так сбегаю вниз.

– Пап! Я на день рождения. Скажи Рустаму.

Знаю ведь, что без охраны меня никуда не выпустят.

Отец откладывает в сторону очки и как-то устало сжимает пальцы на переносице. Выглядит он не очень. Под глазами залегли тени и углубились складки в уголках губ. Я же так упивалась жалостью к себе, что даже не заметила, когда это началось.

– У тебя что-то случилось? – почему-то шепчу, приближаясь.

– Нет, что у меня могло случиться, Динар?

– Не знаю. Может быть, на работе что-то.

– Да, на работе… Кое-что. Именно поэтому, прости, сегодня ничего не получится.

– В каком смысле? – сощуриваюсь.

– Я про твой выход. Сегодня, мышонок, тебе будет лучше остаться дома.

Я вспыхиваю в одно мгновение. Щеки начинают пылать. Горло перехватывает возмущением. Злые слезы щиплют глаза. И дело ведь не в долбаном дне рождения! Я даже не уверена, что хочу в этот клуб. Да и Матусевич мне не особенно нравится. Просто в моей жизни столько ограничений, что с ними все сложнее мириться. Кажется, что чем больше я проявляю покладистости, тем сильнее отец закручивает гайки. И потому для меня почти невозможно и дальше оправдывать его тем, что он просто не может иначе, после всего, что нашей семье довелось пережить.

– Ты мне всю жизнь испортил, – шиплю на эмоциях, и, крутанувшись на пятках, убегаю к себе. В этот момент мне плевать, какую боль я причинила отцу своими словами, я об этом не думаю. Все мысли затапливает кипящее внутри возмущение. Я так устала со всем соглашаться! С грохотом закрыв дверь в свою комнату, без сил сползаю на пол.

Господи, Динар, ты с ума сошла? Говорить с отцом в таком тоне!

С одной стороны, мне ужасно стыдно, с другой… В меня будто бес вселяется. И подбивает, подбивает все сделать наперекор. Ну, ведь я и так уже со всем согласилась. Даже выйти замуж, как это подобает приличной девушке. Так могу я хоть перед свадьбой глотнуть немного свежего воздуха?! Я же задыхаюсь! Меня душит отцовский неустанный контроль.

Подхватываюсь с пола и распахиваю настежь окно. А на улице весна буйствует. Мое любимое время года. Все цветет, все так вкусно пахнет: тюльпаны, черемуха, гиацинты… И птицы поют.

Правда, долго наслаждаться открывшейся взгляду картиной не получается. Тело требует действий. Но что мне предпринять? Так ничего и не решив, плетусь вниз. По коридору прямо мне навстречу идет один из охранников. Чтобы с ним не пересекаться, толкаю ближайшую ко мне дверь – вход в гараж, для удобства примыкающий к дому. А там уже ворота открыты, и чья-то тачка заведена… Не знаю, чем я думаю, когда ныряю на заднее сиденье! Уже потом, когда машина сдавшего смену охранника благополучно минует ворота в отцовскую резиденцию и шлагбаум на въезде, понимаю, какую глупость совершила. Мало того, что мне будет довольно проблематично выбраться незамеченной, и в любой момент может зазвонить телефон, так еще и спина затекла пригибаться. Долго ли я так выдержу?

Почему-то пробивает на смех. Нервы сдают. И тут случается не иначе как чудо – Володя съезжает к заправке и, припарковавшись у колонки, выходит, то ли чтобы оплатить горючку, то ли за кофе. Я, крадучись, едва ли не по-пластунски выбираюсь из Мазды охранника, накидываю капюшон и быстро-быстро отхожу к тротуару, а там – свобода-а-а.

Только что мне с ней делать? Я не знаю даже, где нахожусь. Смешно, но проведя большую часть жизни в столице, я в ней практически не ориентируюсь. Все что я видела, я наблюдала из окна отцовского бронированного Мерседеса. Меня привозили и забирали и в обычную школу, и в спортивную, и потом в институт. Даже когда я гуляла с друзьями, мой маршрут был строго подчинен пожеланиям охраны.

Интересно, что за человек этот Муса, если отец уверен, будто он сможет обеспечить мне защиту не хуже?

Почему-то образ, который рисуется в моей голове, вызывает странную реакцию – тонкие волоски на моем теле приподнимаются,