Алиса Клевер - Убийственная красота. Запретный плод

Ознакомительный фрагмент

– Если хочешь, я поеду с тобой.

– В таком виде? – возмущенно всплеснула она руками. – Нет уж, Даша. Иди прими душ и ложись, проспись.

– Я не настолько много выпила, мама, – попыталась защититься я, но сцена в ее голове уже явно сложилась, и менять сценарий она не собиралась.

Она выплыла из номера, а я рухнула на диван, совершенно обессиленная. Достав из сумки телефон, взглянула на экран. Андре не звонил. Вероятно, он думает, что я уже сплю. Или и вовсе думать забыл обо мне. Это предположение вызвало немедленный спазм, стало трудно дышать. Останемся мы вместе или нет, мне все равно будет больно. Какая нелепость. Я задумалась на секунду, а затем набрала номер Сережи.

Прождала долго, слушая гудки, но мне так никто и не ответил.

Не знаю, сколько я проспала и можно ли было вообще назвать это жаркое, расхристанное беспамятство сном. Я забыла задернуть занавеси и закрыть окно, так что вскоре после того, как отключилась, комната наполнилась ярким солнечным светом и звуками суетливой улицы. Я слышала их, прячась от солнца под одеялом, но встать и закрыть окно не было никаких сил. Просто рухнула на кровать, даже не удосужившись раздеться или принять душ. Это было так не похоже на меня, с моей извечной заботой о здоровом образе жизни. Я бросила свое тело на кровать, как какой-то хлам, прикрывшись лишь простыней, и заснула с мыслью об Андре. Мир становился бесконечным, а воздух опьянял, если Андре был рядом. Я представляла себе его лицо, его губы, его взгляд – темно-медовый, с вызовом, без тени улыбки. Андре занимался любовью так, словно это было важнее жизни и смерти.

– Моя птица в клетке, – говорил он в моем сне. – Отчего ты не поешь? Отчего глаза твои полны слез? Разве не этого ты желала, моя чайка, летящая над водной лазурью? Не за этим ли ты пришла, когда стояла и смотрела на окна моего дома, моя девочка? Твое нежное тело принадлежит теперь мне, я заколдовал его, приговорил, связал, опутал, стреножил, и ты теперь не сможешь отнять его у меня. Отчего же ты не радуешься, ведь каждая птица мечтает, чтобы ее поймали?

– Я думала, что люблю волю, – отвечала я, и смутно знакомый, но неузнаваемый во сне образ растворялся, как дым. Теперь слышался только смех, он раздавался эхом, когда я обнаружила себя на ступенях музея современной живописи. Я видела окно и мужчину в белоснежной расстегнутой рубашке. Красивого, с ровным золотистым загаром, который возникает, если проводишь много времени на воздухе, под открытым солнцем. Я видела тугую, покрытую порослью темных волос грудь сквозь раскрытые полы рубашки, видела, как отлично сидят на нем темные брюки. Андре стоял и смотрел в мою сторону, но не на меня, а куда-то мимо, сквозь, задумчиво застегивая пуговицу на манжете. Я не знала, как снова попала сюда и как выбраться из лабиринта этого старинного здания, кричала и била кулаком по стеклу, но мужчина в доме напротив не слышал этого.

Я проснулась, чувствуя себя еще более измученной и больной. Эмоциональное перенапряжение. Нельзя думать о мужчине, об одном и том же мужчине, двадцать четыре часа в сутки во сне и наяву. Сев на кровати, я огляделась. Оказалось, меня разбудил звук телефона. Он не звонил, а вибрировал. Я отключила звук, когда вернулась в номер под утро. Потянувшись к прикроватному столику, я подтащила аппарат к себе, уверенная в том, что это Сережа. Нам все-таки следовало бы поговорить, даже если говорить совершенно не о чем. Мы прожили вместе почти два года – разве это можно просто забыть, сообщив об измене, как о чем-то не столь значимом? А именно так я и сделала, разве нет?

Но звонил не Сережа.

– Андре? – Увидев на экране его номер, я подпрыгнула на кровати, как от удара тока. Его голос был возмутительно спокоен.

– Выспалась, птичка моя? – спросил он, и я услышала, как стучат его пальцы по клавишам компьютера.

– Ты что, на работе? – Я прилагала титанические усилия к тому, чтобы голос звучал нейтрально. У меня почти получилось. Почти. Губы невольно растянулись в счастливую улыбку. Я расцветала, оживала в присутствии Андре, и ничего не могла с этим поделать.

– Кому-то же надо зарабатывать на хлеб насущный, – усмехнулся он. – Как ты себя чувствуешь, мармеладка?

– Сколько еще прозвищ ты придумаешь, лишь бы не называть меня по имени? – рассмеялась я. – Интересно, если скажу тебе, что прекрасно выспалась, отлично себя чувствую и как раз читала интересную статью в интернете, ты за меня порадуешься или огорчишься?

– Действительно, интересный вопрос, – отозвался Андре. Низкий голос, темный бархат. Я закрыла глаза, смакуя его, как первый глоток утреннего кофе. Андре не любит кофе, но я люблю Андре.

– Мне кажется, ты хотел бы, чтобы без тебя я умирала в тоске, а с твоим приходом оживала и тут же раздевалась, – сказала я преувеличенно обиженным тоном. Андре расхохотался, а я попыталась вообразить, как он сидит там, в тишине своего бесчувственного, стерильного кабинета и представляет меня голой.

– Нет, я вовсе не такой уж монстр, но я бы не возражал, если бы ты была одержима мною, как бывают одержимы нимфоманки. Чтобы ты хотела меня на завтрак, обед и ужин. Мы могли бы придумать что-нибудь интересное, – в его голосе послышались мечтательные нотки.

– К сожалению, нимфоманки, как правило, одержимы не мужчинами, а самим сексом. Если бы я была нимфоманкой, то прямо сейчас совокуплялась бы с каким-нибудь мужчиной. Может быть, даже не прерывая разговора с тобой, – промурлыкала я обманчиво нежно, и эффект был достигнут. Голос Андре заледенел так, что я даже поежилась.

– Ты не одна? – спросил он коротко, как будто отдавая команду.

– Я не одна, – подтвердила я, прекрасно понимая, что играю с огнем.

– Он вернулся, да? – спросил Андре после долгой паузы. – Я не сказал тебе, но я тут понял, что не хочу и не смогу тебя ни с кем делить.

– Ты это понял до или после того, как Сережа ударил меня по лицу – и из-за тебя, между прочим? – вспылила я. – Именно из-за того, что ты не желал меня ни с кем делить.

– Он там? – спросил Андре сухо и холодно. Так сухо и так холодно, что я немедленно сдалась, испугавшись настроить его против себя по-настоящему, хотя я и предпочла бы вести эту игру дальше.

– Я не знаю, где он. Тут, в номере, его нет. И с твоего бала он убежал, как самая настоящая Золушка. Ты его башмак, случайно, не обнаружил? – Я говорила раздраженно, против воли выдавая свое нервное состояние.

– Золушка-пьянчужка. Послушай, а что ты делаешь вечером? – Андре ясно дал понять, что не желает больше говорить про моего бойфренда. Бывшего бойфренда, если уж на то пошло. Андре, словно злой требовательный бог, нуждался в жертвоприношениях, и я, послушная его воле, уже принесла ему в жертву Сережу и собственное тело, но он явно желал большего.