Ошибочка вышла (СИ) - Левина Ксюша

Повторить? 

Не в этом году. 

И я, к собственному удивлению, усмехнулась, представив подобный сценарий. 

Тайная жизнь развратной краснодипломницы, которая раз в год выходит на охоту!

И никаких сплетен, никаких косых взглядов. Никто! Ничего! Не знает! 

Завтра на Соню Обломову не посмотрят как на не-девственницу, потому что они в жизни не видели её с парнями, и разовые попытки “первого свидания” не в счёт.

Все же знают, что Соня думает только о дипломе. 

И всё равно, как говорится, ложечки нашлись, а осадочек остался. 

Да ещё какой. 

От остановки до дома метров шестьсот, и я мечтала как никогда сильно, чтобы они превратились в шестьдесят, потому что тяжко было неимоверно. 

Тело болело, душа ныла, видок (прости господи) потасканный… а это же район новенький, на лавочках одни фифы с колясками, даже шлагбаум имеется. И тут я такая, в платье мятом, без чулок, волосы не первой свежести. И от этого ещё больше себя жалко. 

По дороге забежала в продуктовый и шиканула, взяла четыре говяжьих “Доширака”, чтобы заесть тоску. А тоска невероятная! Провалиться бы сквозь землю и никакой анализ мне не помог. Как ни крути… гадко всё это, отвратно. И Лёха идиот, и я идиотка.

Консьержка косила лиловым глазом. В лифте недобро смотрело на меня отражение из зеркала. А дверь в квартиру открыла злющая подруга.

— Явилась не запылилась! — прорычала Мотя, потянулась ко мне и чуть не за шкирку затащила в квартиру, а я ни с того ни с сего вцепилась в неё, уткнулась в плечо и начала белугой рыдать.

***

Мы с Мотей сидели на кухне и ели “Доширак”. У каждой по две пачки, без овощей, только жгучая как стыд приправа. Ели молча, подруга вопросов не задавала. Я ей ничего толком и не объяснила, только вручила лапшу и ушла в душ, мотать сопли на кулак. 

А теперь вот сидела и не знала с чего начать. 

Я не привыкла изливать душу, мне было не о чем ныть все эти годы. Это Мотя обычно страдала, влюблялась, тряслась над переписками с парнями, будто это какое-то минное поле, где нужно рассчитывать каждый шаг. 

Обычно это я заваривала "Доширак", пока подруга рыдала в душе. Сидела потом прислонившись к стене и ждала, когда начнётся душещипательная история. 

И вот! Сбылась мечта идиотки… 

Соня, ты стала взрослой!

Всегда мне казалось, что все проблемы Моти из-за секса… и по большей части я вчера выходила из дома, чтобы вернуться и сказать: “Пробовала я ваш секс! Ниче там интересного”. 

Интре-есно… трындец!

— Тебя Лёха обидел? — не выдержала тишины Мотя. Она особым терпением не отличалась никогда.

— Нет. Лёха не пришёл. 

— Продинамил, значит, паскуда! Ну я так и подумала. А че ревешь тогда? — и тактом, кстати, тоже.

Мотя вообще была особой интересной и непонятно как в мои подруги затесавшейся. 

Вся такая шикарная, длинноволосая, тощая, явно из высшей лиги. Такие, как она, в американских сериалах носили форму черлидерш, а такие, как я, — свитера с оленями. 

 У Моти волосы белые, прямые и блестящие, а мои каштановые и мягкие, как мешок перьев на башке. 

 Мотя белокожая, а я вечно будто с полей пришла. 

 У Моти глаза зелёные, прямо фея лесная, а мои чёрные, жутковатые, как у летучей мыши. 

 У Моти куча друзей, потому что она красивая и сексуальная, а у меня, потому что я веселая.

 Мои друзья мечтают затащить Мотю в постель, а ее друзья мечтают выпить со мной пива, хоть я его и не пью. 

Я делаю за Мотю курсовые. А Мотя следит, чтобы я выходила на улицу и хоть иногда отрывалась от экрана компьютера.

Из-за Моти я два года была уверена, что ущербная и отсталая, потому что даже не понимаю шуток ниже пояса. А Мотя была уверена, что она неряха и разгильдяйка из-за моего самодиагностированного ОКР.

— Моть, — я набралась смелости, поставила бульон с остатками лапши на пол и посмотрела на подругу жалобными глазками. Вдруг сама всё поймёт? — Я пришла туда, куда написал Лёха. И там был… какой-то чувак. Мужик. Какой-то мужик… Было темно, и у него было шампанское. А он был в душе, и я решила, что это Лёха… я просто напилась, пока ждала. А потом он вышел… И я приставала, наверное. Нет, я точно приставала, я думала это Лёха. И… и… 

 История закончилась, едва начавшись. Я просто поняла, что несу какую-то чепуху невероятную из которой выходит совсем не та история, что приключилась на самом деле.

— Ты трахнула мужика? Вот прям просто не глядя? — рука Моти дёрнулась, и бульон красивым пятном растёкся по белой шелковой блузке. — Ну ёпрст, гадство! 

— Да… я это сделала, а он мне ещё визитку дал… мол решишь шантажировать — пиши. Это трындец, Моть… 

Я откинулась на стену и со злости дважды стукнулась о неё затылком, чтоб больше не повадно было Соне Обломовой так тупить.

— Нет, подруга. Это лучшая история, что я вообще слышала! Хоть я ничё и не поняла… Но зато ясн, чё Лёха ночевал у нас, а не с тобой! А я то думала Акелла промахнулся и со стыда тебя продинамил!

— Этот додик тут? — сощурилась я, тут же воспрянув духом, как молодая тигрица на охоте. 

Зла не хватает! Я же всё перепроверила. Всегда перепроверяю! Лёха ясно написал номер, и я пришла именно в него! Значит, этот “Акелла” и правда где-то по жизни промахнулся!

— В спальне, на полу спит,  —  пожала плечами Мотя.

Вот сейчас мы всё и выясним!

Дважды два четыре

— И давно он тут? — спросила я Мотю. 

Проораться не вышло, видите ли Алексей Михалч, не совершив утренний туалет, с дамами беседы вести не намерен. Пф! И этому чудику я собиралась подарить “первую ночь”. Так что я теперь валялась на нашем матрасе, служащем и кроватью, и диваном, в ожидании чудилы-Лёхи.

— Ну… с вечера. Я потому и злая была, — пожала плечами Мотя. — Решила, что он тебя продинамил. И что ты там осталась куковать, а трубки не брала. Типа забухала и всё такое. Мы и к ментам-то не пошли, потому что...

— Потому... что? — протянула я, понимая, что запросто могла ночевать в логове маньяка.

— Ну, понимаешь, — Мотя сложила ручки на коленочках как прилежная девочка. — Если честно... я не подумала. И мне очень стыдно. И я уверена, что Лёхе тоже! Он явно переживал... Но у тебя же папаша там живёт недалеко... вдруг ты правда к нему поехала? Ну в конце концов, сколько раз Я не приходила ночевать? М? Да сотню! 

— Забей, — я вздохнула и закрыла глаза, но тут же пожалела. Меня будто преследовали видения с наступлением темноты. 

Я не винила Мотю, она и правда не тот друг, который додумается позвонить в полицию, не застав подругу дома. Да я и не для того её заводила в конце-то концов! А вот Лёха мог бы и напрячь извилины... тоже мне герой-любовник.

Мотя сидела у меня в ногах, перебирала коробку со своими лифчиками и швыряла за спину те, что предполагала выбросить ко всем чертям. Я же не могла смотреть на то, как захламляют помещение, и пялилась в потолок. Закрывать глаза было чревато тем, что на ум приходили всякие… рыжие мужики, потому даже не моргала лишний раз.

— Телефон… — я нахмурилась и стала шарить рукой по полу у матраса, в поисках сумки. — Я с него включала музыку, и в какой-то момент он просто сел, наверное. Потому вы дозвониться не могли.

— Во-во… — оживилась Мотя, которая явно до сих пор переживала, что вроде как меня кинула. — Приполз значит Алексей и грит: где Соня. Я грю: ушла. Он грит: куда. Я грю: к тебе. Он грит: ой бли-ин… и начинает тут рычать чего-то. А потом он сидел в спальне и звонил, писал кому-то, чё-то выдумывал. Я не стала спрашивать, спать пошла на кухню, а с утра ты заявилась. Ваще ничё непонятно, милая. Ты б хоть отписалась… это не дело… 

— Ага, — кивнула, не слушая, и стала искать зарядку и розетку.

Телефон отреагировал на питание и даже медленно стал приходить в себя. Возвращение к жизни — фееричное, куча пропущенных и СМС! От Лёхи штук сто сообщений и три лаконичных послания от Моти: “Ты где?”, “Жива?”, “Чудик занял спальню, я спать”.