Люба, любовь и прочие неприятности (СИ) - Шайлина Ирина

— Марина! — строго позвала я через забор.

Заходить не буду, снова мама начнёт причитать, что себя не берегу, и зачем мне эта работа, шла бы вон в сельпо продавщицей, или в отделение военкомата на половину ставки… Увидит, что я уставшая, начнёт жалеть, а жалости мне сейчас не нужно — совсем расклеюсь.

— Мам, ещё пять минут, — заканючило бессовестное дите. — Мы сейчас всех кукол спать уложим и я пойду.

Девочки сидели под яблоней и играли, им дед построил грандиозный кукольный дом. Подружка дочки живёт в соседнем от бабушки доме, вот и тянуло мою сюда, как магнитом. И не забрать потом домой никак. Сейчас пять минут, потом ещё пять минут, потом мама выйдет начнёт причитать, в дом погонит ужинать, в баню, потом скажет оставайся ночевать, потом — зачем тебе отдельный дом, если мы живём рядом… Знаю, проходили.

— Пять минут прошло, — объявила я, глянув, на телефон. — Мариш, имей совесть, мама устала.

Дочка со вздохом отложила куклу. Казалось, даже слезы сморгнула — ещё не хватало. Идём домой, а она рассказывает — подружки папа то, подружкин папа сё… Меня снова комплексы начинают грызть, что не додумалась Маришку рожать от мужика понадежнее, который бы папу здесь изображал, а не из соседнего города.

А дочка стала совсем взрослой… Смотрю на неё — сердце замирает. Вот уже в первый класс собирается. А я не нанянчилась совсем. Хочется тискать её, целовать, тетешкать… Маринка позволяет, а потом мягко отсраняется — мама, я же большая. Счастье моё вредное… В ночью до сих пор ко мне приходит, благо живём мы вдвоём. Смотришь, тащит подушку с одеялом, в два часа ночи… Я лягу поближе, носом уткнусь в родную макушку и засыпаю. А сегодня не спится.

Мыслей — тьма. Одна другой краше. Они в том году начали появляться, мысли, что меня преследовали. Сначала начали строить этот огромный дом. Потом слухи пошли, что наш колхоз кто-то покупает… Теперь их подтвердили, а я до сих пор фамилию нового хозяина не знаю. И боюсь. А вдруг… Хабаров? Да нет, быть такого не может… Он забыл про меня давно. У него баб этих ещё больше, чем у меня тараканов в голове. И вообще он обещал через десять лет приехать, а только восемь с половиной прошло. И вообще, забыл он про меня, точно. Зачем я ему? Никогда этого не понимала… Я сама не верила в то, что Хабаров когда-нибудь приедет, никогда не верила, а сейчас мысли тревожные отогнать не могу.

— Мам, — позвала Маришка из темноты. — Ты чего не спишь? Вздыхаешь, вздыхаешь… Ты ничего мне сказать не хочешь? Я от твоих волнений сама уснуть не могу.

— Всё хорошо, — улыбнулась я.

Притянула дочку к себе, обняла крепче. И правда, все хорошо. И хорошо будет. Не Хабаров это, точно не он. И я почти успокоилась, я даже смогла перестать об этом думать.

Просыпаться наутро просто жутко не хотелось. Снилась всякая дребедень… например то, что в тот день кучу лет назад я все же пошла в привокзальный туалет с Хабаровым. Ага, пошла. И так мне там сним понравилось, что я выскочила за него замуж и нарожала кучу маленьких мальчиков Хабаровых.

Проснулась, и столько сразу ощущений и мыслей. Первая мысль — Господи, как я давно сексом не занималась. Особенно таким, как во сне. Вторая напугала — во сне у меня Маришки не было. Не нужно мне никакой жизни, если в ней моей дочки нет, пусть хоть всех миллионеров мира пачками предлагают. Пощупала ребёнка в серых утренних потемках — жив, здоров, сопит себе. Выдохнула. А главное ощущение — неудовлетворенность.

— Мам ты чего?

— Ничего, Мариш… снится дурное. И на работу не хочу.

— Так не ходи…

— Нельзя. Я же взрослая, самостоятельная и независимая женщина… Ты спи, скоро бабуля придёт и тебя заберёт.

Бабуля моя. Ей уже семьдесят четыре, но стареть и дряхлеть у неё нет и в мыслях. Сейчас шести утра ещё нет, она наверняка сидит доит свою любимицу Зорьку. Корова знатная, вся деревня завидует, три ведра молока даёт в день. Подоит, потом придёт за Маришкой. Вместе с нею выполет огород, соберёт клубники, оставит дочку у родителей и пойдёт на трассу, продавать ягоды новым русским. Вот сколько ей не говорили бросать свою подпольную торговлю, ни в какую. Всё копит, копит деньги… Сначала на похороны копила и гроб красного дерева. Накопила, даже гроб купила, стоит теперь в дедушки гараже. Так как без цели ей скучно, решила, что самое время слетать в Турцию. На людей посмотреть, себя показать. Теперь копит на Турцию.

Ужасно деятельная бабка, вот сейчас я просто откровенно ей завидую — откуда столько сил? Мне ещё тридцати нет, а такое ощущение, что лет сто. Плюс ещё и неудовлетворенность сексуального характера, и от смутных отголосков испытанного во сне оргазма нисколько не легче. И холодная вода не помогла. Вышла из душа — коровы уже ревут. Значит стадо уже погнали, скоро бабушка придёт, можно собираться на работу.

— Не ела, — с порога заявила бабушка. — Неудивительно, что мужика нет! Ни рожи, ни кожи! Я в твои годы куда справнее была, а ведь на овощебазе горбатилась, трое детей и муж алкоголик!

— Ну и зачем мне нужен алкоголик? — попыталась урезонить бабушку.

Не тут то было.

— Чтобы был!

Железная логика. Но кашу я поела. Бабушка бранилась и отмывала газовую плиту, которая была кристально чистой в силу того, что я три дня ею не пользуюсь. Из садика Маришку отчислили, она целыми днями у бабушек, мне готовить лень. Но у бабушки правило — приготовила, сразу за собой помой. И хочется уже без этой опеки, самой, но понимаешь — родные… А каша вкусная, да. И бабушка, ругалась, ругалась, а на прощание по волосам погладила… И сердце защемило от нежности, страшно стало вдруг, что уйдёт туда, откуда не вернуть, а часто ли я ей говорю, как люблю?

— Ты лучшая, — сказала я, и обняла её, совсем маленькую. — Люблю тебя.

— Будет, — засмущалась она. — Иди уже, трактористов своих гоняй.

До базы ремонтной я шла пешком. Коровы уже ушли, лепешки на дороге остались, прохладно ещё поутру, они буквально исходят паром… Я старательно лавирую, чтобы не наступить, хотя чего стараюсь? Кроссовки то я вчера не помыла… Идти далеко, два километра, база на другом конце села. Зато мои старания окупились сторицей — уазик починили. Теперь он рычит послушно, хотя я слышу, как внутри него стучит какая-то неведомая хрень и понимаю — сдохнет снова посреди поля. Но слесарям и мастерам ничего не докажешь, слушать не станут, я же баба… Что я понимаю? Да и нравится им наверное, что я каждый месяц униженно приезжаю на тракторном буксире и прошу починить. Сексисты, мать вашу.

Поля, которые прошлом году стояли под паром в этом радовали небывалый урожаем, только вот саранча напала. Всю первую половину дня я старательно бдила, чтобы поля протравили, как следует, потом перекусила на полевой кухне. Ела вспоминала Светку — она же макароны с мясом готовила. И рассольник. И компот. Вкусно… Светка тоже про меня думала, похоже, так как телефон заверещал, что есть мочи, на экране подруги фото.

— Люба! — истерически крикнула она. — Мне мальчишки сказали, что коровы жрут третье кукурузное поле!

Я подпрыгнула и тарелку с макаронами уронила, благо, тарелка железная, полевой вариант. Рядом со мной три тракториста обедают, наверняка Светкины вопли слышали, а сами взгляды отводят… ясно, не помогут. Бегом скорее в уазик, и молюсь на бегу, только бы не сдох, только бы не сейчас! Никак нельзя сейчас. Каждое поле это моё детище. Я каждый кусок местной земли знаю. Многие так вовсе слезами орошала, после очередной схватки с шовинистами-трактористами. Втихаря. Поэтому я не могу позволить коровам сожрать мою кукурузу! Я первое лето не просто агроном, а главный агроном, мне каждый початок важен!

Жму к третьему полю, сама звоню. В сельсовет звоню, Любке звоню, всем звоню, ибо понимаю — одна я стадо не прогоню. Но и ждать не буду, говорила же уже — детище. Кукурузное поле в красивом месте, недалеко от излучины реки, которая обнимает наше село почти идеальным кругом. А коровы, если за ними не уследить, так и прут сюда — и початки тут, и водичка… Коров я вижу, а вот пастуха нет. Где пастух, мать вашу?