Дикси БРАУНИНГ - ТЕНЬ ПРОШЛОГО

– Хотел бы я знать, какого черта ты так веселишься? – проворчал он. Ослабевшие пальцы выпустили ее руку, и она от хохота согнулась пополам.

– Это же ты, – задыхаясь, проговорила она, – ты, Бенджамин! Я бы узнала тебя из тысячи. – И, не в силах больше ничего сказать, она закатилась снова.

Сердито что-то бормоча, великан отвернулся и задул свечу.

– Видно, возраст тебя нисколько не исправил.

– Да, пожалуй, – согласилась она, кое-как успокаиваясь. Смех наконец перестал ее душить, и она начала осторожно отступать, пока ноги не коснулись края койки. Она опустилась на нее и сказала:

– Ты ведь Бенджамин По?

– Кажется, ты хвалилась, что узнала бы меня из тысячи.

Он говорил слегка недовольным тоном, но не стоило его за это судить. Если только он помнил те давние времена, когда долговязая проказница с тростниковой удочкой шныряла по лесам, чтобы подсмотреть, как подросток Бенджамин и его подружка плещутся в озере нагишом, то ясно, что она не могла внушить ему особой к себе симпатии.

– У тебя тут есть полотенце?

– Конечно. Подожди минутку, сейчас найду. – Голос еще звенел неугасшим смехом. В последнее время ее эмоции были как доска-качалка: смех и слезы помещались на разных ее концах и часто переходили друг в друга.

– Буду крайне признателен, – сказал Бенджамин с подчеркнутой учтивостью.

– Где твоя одежда?

– На улице, на скамейке. Мне казалось, я прошлым летом оставил здесь полотенце.

– В нем устроила гнездо мышь. На вот, будь моим гостем. – Она отдала ему одно из двух привезенных с собой полотенец.

– Честное слово, я понятия не имел, что здесь живешь ты, – сухо заметил он. – А то бы и близко не подошел.

Он стал вытираться; Челис чувствовала все его движения. Она словно отброшена в те времена, когда все было таким простым, и ей это нравилось.

– Ты ведь знаешь, что голым я тебя видела чаще, чем одетым? По меньшей мере раз в неделю вы с Эвери ходили сюда купаться нагишом. И не всегда одни.

– А вы, конечно, каждый раз шмыгали в кусты и подглядывали. На нас как бы лежала обязанность вас развлекать, а при случае и научить кое-чему. Ты вообще была молодая да ранняя.

– Вовсе я не подглядывала, – запротестовала она. – Вы сами почти что не прятались, а владение-то это, в конце концов, дедушкино. Да и потом – что возьмешь с ребенка?

В темноте он приблизился к ней, и она почувствовала, как под ним осела койка.

– Ноги длинные, шея длинная, глаза любопытные.

– Премного благодарна! К вашему сведению, я хотела всего-навсего поймать того громадного окуня, который постоянно рвал у папы леску и вытаскивал удилища из земли. Но стоило нам спуститься к озеру, как выяснялось, что ты или Эвери с подружкой уже успели расположиться там и неизвестно, когда уйдете. Мне приходилось пробираться через лес и рыбачить в нижнем заливчике, пока вы там резвились на другом конце озера. Ты хоть знал, что над водой звук далеко разносится? – насмешливо спросила она.

– Если бы мы знали, что вы рядом, то постарались бы разыграть представление поэффектней.

– Благодарю, у вас и так получалось превосходно. Можешь мне поверить, за последнее лето здесь я узнала больше, чем за все годы в школе.

Она кожей ощущала его живое присутствие в этой маленькой комнате и отодвинулась на самый край койки, подобрав под себя ноги. Бенджамин По. Господи, в те дни она была от него просто без ума! Забавно, что с тех пор она ни разу не вспомнила о нем, а теперь ей казалось, что нет за спиной этих лет, нет Нью-Йорка.

– Бенджамин, расскажи, чем ты сейчас занимаешься. По-прежнему работаешь на ферме?

– Да, на ферме, – подтвердил он. – Несколько лет назад я перебрался туда, где жил дед, в Ядкин-Трейс. Моя семья за эти годы тоже захирела. Мы с Эвери остались последние, а когда ему надоело возиться с коровами, я выкупил у него весь скот. Он теперь живет в Атланте, держит сеть ресторанов.

– А ты? – не отставала она.

– А я в промежутках между дойкой и раздачей корма умудрился получить пару дипломов. Несколько лет назад мы все дойное стадо пустили под нож и теперь занимаемся только мясом. А как у тебя? Кажется, мне кто-то говорил, что ты пошла в школу искусств.

– Да, я хотела, но оказалось, что родители сильно переоценили мои таланты. Так что я подалась в администраторы, а потом уехала в Нью-Йорк.

Он слегка придвинулся к Челис и задел бедром ее колено, отчего та вздрогнула и отстранилась. Непонятное смущение овладело ею, она старалась на него не смотреть. Ведь это всего лишь Бенджамин, убеждала она себя, но тщетно: логика в последнее время стала ее слабым местом.

– Стало быть, теперь ты горожанка и администратор со всеми вытекающими. Так каким же ветром тебя занесло на отдых сюда, в Куотер-Мун? Кстати, ты из каких Кеньонов? По линии Леонарда?

– Я Челис, единственный вклад Эдварда и Лори в наш клан.

Сквозь окна просачивался бледный звездный свет. Метнув быстрый взор на гостя, Челис заметила, что скулы у него острые, а нос гордо вздернут вверх. Встретив его изучающий взгляд, она сразу опустила глаза.

– Так вот, насчет работы… Начинала я бухгалтером маленького выставочного зала в Сохо, а теперь являюсь помощником директора галереи на Мэдисон-авеню. Не заместителем, не думай, а только помощником – тут есть небольшая разница. Титул громкий, а по сути – я девочка на побегушках. Туда, сюда, быстрей, живей. Понадобилось сделать перерыв, вот я и…

– Вот ты и приехала домой, – закончил он.

– Мой дом теперь – нью-йоркская квартира, – поправила она сдержанно.

– Удивляюсь, как это Леонард оставил тебя здесь одну. Браконьеры еще не все повывелись, а про змей и говорить нечего: здесь так все заросло.

– Ну и что, все равно тут здорово. Я не боюсь ни двуногих, ни безногих злодеев, они меня даже иногда развлекают. – Она не стала добавлять, что иметь дело с щитомордниками и бродягами-рыболовами куда проще, чем принимать настойчивые ухаживания или ломать голову, что делать с неожиданным наследством. И при этом изнурительная работа не дает ни минуты передышки.

– Даже для помощника директора и девочки на побегушках весьма смелое заявление, мисс Кеньон.., или уже миссис? В любом случае снимаю перед вами шляпу.

– Мисс, – со значением проговорила она и усмехнулась. – Впрочем, в данной ситуации вы лишены возможности снять перед кем-то шляпу, мистер По.

– В данной ситуации, пожалуй, вы правы, – охотно согласился он, и она поняла, что он тоже улыбается. Голос его стал ниже, чем в те годы, и говорил он медленнее, с ноткой задумчивости, которая обескураживающе легко проникала через барьеры, воздвигнутые ею за это время.

Оба замолчали. Странное дело, Челис нисколько не смущала нагота Бенджамина; под покровом темноты она почти совершенно расслабилась, чувствуя себя как в исповедальне.

– Надолго ты приехала? – спросил он немного погодя.

– На две недели, считая с прошлого понедельника. Дядя Леонард сказал, что сюда никто не ходит.

– Когда я сюда заворачиваю по ночам, чтобы искупаться, твой дядя бывает далеко.

– И часто ты это делаешь? – спросила она, высвобождая затекшую ногу.

Он встал. Ей были понятны все его движения, словно она умела видеть в темноте.

– Частенько, – согласился он. – Здесь очень удобно делать остановку, когда едешь в Ядкин-Трейс от Ручья Голландца, а мы там сегодня целый день взвешивали и клеймили телят. Я вымазался как черт и мечтал только об одном: глотнуть холодного пивка да по-быстрому здесь окунуться. – Он улыбнулся, сверкнув крепкими белыми зубами. – Так ты не передумала насчет здешних удобств? А то милости просим ко мне.

– Спасибо, Бенджамин, но сейчас мне, кроме того, что есть тут, ничего не нужно.

– Да, ты права. – Он подошел к завешенной сеткой двери, и она теперь видела лишь его силуэт на фоне звездного неба. Оказывается, она забыла, какие у него широкие плечи и узкая талия. Да и подрос он с тех пор заметно. В ней самой сейчас пять футов восемь дюймов, а он ее явно выше. Руки и плечи говорили о тяжелой физической работе на ферме, несмотря на его дипломы по агрономии, скотоводству или что там у него.

Она заставила себя подняться и проводить его.

– Как хорошо, что мы увиделись снова, Бенджамин, – пробормотала она и тут же поморщилась от невольной двусмысленности. Оба засмеялись: он мягко, она как бы нехотя.

Бенджамин По. Лежа на спине в темной комнате, она впервые за эти годы думала о нем. Ее первое большое увлечение. С легкой улыбкой и не без удовольствия она вспомнила свой первый урок анатомии. Когда она его видела в последний раз, ей было лет четырнадцать. Он тогда учился в колледже на первом курсе и приехал домой на уик-энд, совсем уже взрослый и на ее пристрастный взгляд необыкновенно красивый.

Она вскоре забыла о нем в суматохе выпускных экзаменов в средней школе. Потом была учеба в художественных классах колледжа и работа на износ в самой непрестижной, административной сфере.