Валентина Седлова - Женщина с зонтиком и перспективами

Через пять минут копания Леша выяснил, что дела обстоят куда хуже, чем я это себе предполагала. После сохранения резервных копий документов, мой комп пошел на форматирование и перезаливку. Оставив грустного Лешу ждать завершения данного процесса, я вернулась на планерку.

Пока меня не было, народ успел дойти до второго покушения Родиона на Ирину.

— Понимаете, зритель должен чувствовать, что Ирина — обречена. Что ничто ей не поможет, и она однозначно должна стать жертвой коварных планов свихнувшегося Родиона. Вот тут-то на сцене и возникнет Мила, которая спасет мать.

— А что она там забыла? Ирина ее на улицу выгнала, Романа там тоже уже нет.

— Может, это ее парень, Коля настоял? Он же хочет на ней жениться, а так как он у нас человек слегка старомодный, то хочет это сделать с благословения родителей. Он долго будет уговаривать Милу, наконец, убедит ее, и они отправятся к Ирине. И как раз подоспеют к тому моменту, чтобы ее спасти.

— Гениально, Стас! Что, ребята, принимаем?

— Само собой. Так у нас хоть все концы друг с другом связаны. Все равно у нас по плану Ирина и Мила должны помириться, вот им и мотивчик для этого.

— Теперь дальше. Ирина благодарна ребятам за свое спасение, раскаивается перед ними за свое грубое поведение и пытается загладить свою вину.

— Как?

— Она хочет организовать им свадьбу! Точно! Это же разорительное мероприятие, а она в курсе, что Коля — человек небогатый. Вот она и будет яростно толкать их в сторону ЗАГСа. Опять же, у Милы вот-вот родится ребенок, и для Ирины не все равно, произойдет это в законном или в гражданском браке.

— Но Мила-то любит Романа! И она знает, что это его ребенок, а не Коли. Я лично с пяток серий отписал, где она страдает и мучается оттого, что врет ему. Эту тему надо как-то завершать.

— Тогда пусть наберется смелости и признается, что ребенок — не его.

— А Коля?

— Само собой, великодушно предложит признать его своим. Что еще более усугубит душевную травму Милы. И единственный, кто будет понимать, что с ней происходит, и как ей тяжело — это Семен.

— Ее родной папочка?

— Ну да. Продюсеры наконец-то определились с этим вопросом и решили, что отец Милы все-таки он, а не Родион.

— Так ему и надо!

— Кому, Родиону?

— Да всем им. Надоели уже — во как! Любовнички…

На этом очередная наша планерка сама собой завершилась, и народ разбрелся кто куда: половина в местную столовую, половина на вольные хлеба. Я подумала, и решила не обедать (не ровен час, вдруг меня супчиком или котлетами отравят — уже ничему не удивлюсь).

Леша с грустной физиономией сидел у компьютера в той же самой позе Роденовского мыслителя, в которой я его и оставила.

— Так вот ты какой, серверный олень, — развела я руками в комичном потрясении, но Леша в ответ всего лишь грустно улыбнулся. — Ну, как там дела с моей пишущей машинкой?

— Пациент скорее жив, чем мертв. Через полчасика все зафурычит в лучшем виде. Да, я тебе тут памяти добавил. А то 64 мешка — это уже не память, а маразм. Давно уже говорю начальству, что пора этот агрегат на помойку отправить, и никто не чешется. Впрочем, думаю: я их все-таки допинаю. Пяток новых компьютеров их не разорит. У самих-то вообще маки стоят. Тоже мне, любители яблок. Надо и о людях подумать.

Леша произнес это с таким выражением скорби на лице, что было совершенно непонятно: радует его самого этот факт или ужасно огорчает.

— Лех, а чего ты такой грустный? Случилось чего? Или переживаешь, что тебя из отпуска сдернули?

— А, ерунда: в бабах запутался.

— И много их у тебя?

— Пока две штуки живого веса.

— И в чем проблемы?

— Ревнуют друг дружку.

— А они что, знакомы?

Леша выпучил на меня глаза:

— Что я, свихнулся что ли, их между собой знакомить? Это же до смертоубийства дойти может.

— Так с чего они ревновать стали? Повод дал?

— Ну, строго говоря, ревнует только одна. Понимаешь, она нам презервативов накупила каких-то особенных: то ли с усиками, то ли в клеточку — хрен его разберет. Ну, пока она ездила матушку свою проведать, я их и использовал по назначению. А потом пошел в аптеку, купил там каких-то других. По картинке вроде похожи, а не та фирма оказалась. Что тут было, когда она подмену обнаружила! Орала так, что у меня уши заложило. Пришлось соврать, что сосед приходил, слезно клянчил, а я по доброте душевной и одолжил. Не поверила. То есть сделала вид, что вроде как верит, а сама теперь все мои телефонные разговоры отслеживает. Куда пошел, зачем пошел. Думаешь, мне эти железяки, — Леша кивнув в сторону своего рюкзака, — сегодня нужны были? Как же! Просто пойдешь налегке — значит, к другой намылился. А так — вроде как на работу. Задолбали меня эти любовницы, сил нет! Вот разгоню их всех, блин, к едрене фене и новых наберу. Устрою, как вы говорите, кастинг на занятие вакантной должности моей подруги.

— Везет. Тебя-то хоть твои собственные любовницы достают, да и то только морально. А меня — чужая, и физически.

— Не понял?

И тут я принялась изливать Леше душу по поводу сегодняшнего утра. Леха слушал внимательно, в нужных местах приговаривал «обалдеть можно», и вообще оказался благодарным собеседником. Ничего нового он мне предложить не мог, кроме как пойти в милицию или нажаловаться Теме, но выговорившись, я почувствовала себя значительно легче. По крайней мере, руки трястись точно перестали. В итоге, когда мой компьютер пришел в себя после кратковременной амнезии, я преспокойно смогла заняться очередной серией, не боясь того, что дрожащие пальцы попадут не по тем клавишам.

После работы я осмелела настолько, что, наплевав на все возможные опасности вместе взятые, отправилась на книжный шоппинг. Ничто не поднимало моего настроения так, как хорошая книжка (а лучше парочка). Единственная проблема состояла в том, что читала я очень быстро, поэтому книжки хватало в лучшем случае на три-четыре часа. Зная за собой этот грех, я решила найти сегодня что-нибудь посолиднее, чтобы читать — не перечитать.

В итоге мои поиски увенчались успехом. На самом верху громаднейшего стеллажа я обнаружила томик под многообещающим названием «В мире мудрых мыслей. Крылатые изречения и афоризмы». Томик по толщине был схож с энциклопедией, а по весу — с кирпичом. Содержимое томика меня тоже порадовало. Уже на первой странице я тихонько поржала над изречением Ювенала: «Неизлечимый зуд писания овладевает многими и укореняется в их безумных душах». В точку! И про зуд, и про безумие.

На самом деле, дома у меня уже стояла парочка подобных томиков, зачитанных нашей семейкой (а в большей степени мною) буквально до дыр. Видите ли, моя страсть к афоризмам и просто забавным высказыванием здорово помогала, когда поток собственных мудрых мыслей иссякал, а по роковому стечению судьбы, именно в этот самый момент требовалось сочинить что-нибудь этакое. Порой достаточно было лишь маленького толчка в нужном направлении, чтобы собственный мыслительный аппарат заработал с прежним рвением. На работе, понятное дело, я свою нежную любовь к крылатым мыслям не афишировала, но всегда использовала в трудную минуту.