Моя Гелла - Ксюша Левина

Мы бывали и ближе, но никогда не оказывались настолько друг в друга погружены. Я обнажен перед ней, и мне не по себе от того, что это ощущение очень комфортно.

– Нет, мне такое не подходит, дружище.

– Я тебе не друг. – Вылетает само собой. Это как ответить приветом на привет, сказать «хорошо» на «как дела».

– А кто?

– Кто угодно, только не друг.

Мои руки наконец касаются ее волос, путаются в них и обхватывают голову, запуская цепочку действий, последовательность, где одно неотвратимо приходит за другим. Невозможно почувствовать ладонью линию ее подбородка и не провести по ней большим пальцем. Невозможно, имея такой шанс, не коснуться пальцами губ, проверяя их мягкость. Гелла – мое видение – не дышит. Она ждет.

Наши лбы соединяются, это место начинает пылать, а легкие жжет отравляющим и кружащим голову воздухом.

– Кто угодно? – сонно, невнятно говорит она, тянется за моими пальцами и утыкается лицом в ладонь, согревая коротким вдохом место, где бьется в истеричном ритме вена.

– Кто угодно.

– Но я не знаю, кем быть, если не так… то как?

Как глупо говорить о дружбе, ловя дыхание друг друга и грея им губы.

– Если я сейчас поцелую тебя, мы будем друзьями? – задаю я вопрос, от которого Гелла уже не отвертится.

Ее слишком полные губы изгибаются в улыбке. Не коварной, не обольстительной, а такой невинной, что становится смешно.

Мои пальцы не могут найти покоя и уже сжимают затылок Геллы. Теперь ей некуда деться, если я захочу наконец сделать то, чего очевидно хочу. Это самое медленное, что со мной происходило.

– Так что, Гел-ла? Мы останемся друзьями, если я тебя поцелую? – Еще ближе, так, чтобы тонкая кожа ее губ уже чувствовала меня. Если ответит, пошевелится, это уже будет поцелуй.

– Ты не разбираешься в дружбе, – очень медленно говорит она.

Мы оба делаем вдох практически одновременно, наши губы раскрываются и соприкасаются. Нижней чувствую ее нижнюю, верхней – верхнюю, и это все еще не поцелуй. Это она вздохнула и вскрикнула от короткой вспышки боли, потому что моя рука, соскользнув с затылка, зацепила ее волосы. А я выдохнул, потому что Гелла всем телом подалась вперед и оказалась в моих руках. Будто до этого мы были далеко. Нет же, близко. Но стали ближе. Ее грудь коснулась моей.

Гелла отстранилась, но я потянулся следом, и мы не разорвали губ, явно оба наслаждаясь горячими волнами, расходящимися по коже от тех мест, где мы касались друг друга. Теперь все тело охватили эти импульсы, похожие на мурашки. Синяки снаружи ничто по сравнению с такими же внутри. Так мне сказали после очередной аварии, поучая и пугая, чтобы больше скорость не превышал. Если сейчас моя кожа снаружи горит, то внутри я в невыносимой лихорадке. Определенно, с этим что-то нужно делать.

– Я, может, и не разбираюсь в дружбе, – говорю я, возвращая руки на шею Геллы и удерживая пальцами ее голову. – Но кое-что понимаю в поцелуях, так что будь добра. Не вертись.

Ее губы такие мягкие – такие, как я думал. Такие, какими должны быть губы у фей вроде нее. Она не умеет целоваться, не понимает, что делать, но не отстраняется и даже пытается проявить инициативу. Ее инициатива – это прижаться покрепче. Интересно, если я открою глаза, увижу, что она жмурится, как маленькая?

Не хочу знать. Меня устраивает этот неловкий поцелуй. Остался бы так на пару часов, может и на пару дней. Пожалуй, нужно сделать ситуацию еще более неловкой. Отпускаю голову Геллы и сажаю ее к себе на колени. Ее руки ложатся на мои плечи, ее колени сжимают мои бедра.

– Стой! – Приходится перехватить ее ладони, и от этой суеты я начинаю смеяться, а Гелла растерянно хлопает глазами. – Стой, стой! – Опять соприкасаются лбы, носы и даже губы. Это магнетически и прекрасно, но так до нелепого смешно. – Стой…

Она кивает и жмурится.

– Ты совсем не умеешь целоваться?

Гелла машет головой из стороны в сторону.

– Тебя научить?

– Да.

– Посмотри на меня.

Гелла открывает глаза. В них нет невинной растерянности или страха. Она скорее полна решимости, что просто развязывает мне руки.

– Иди сюда. – Она качает головой, потому что не понимает, а я смеюсь в ответ. Снова. Более расслабленного поцелуя в моей жизни еще не было. Я, как собака Павлова, выработал условный рефлекс: поцелуй должен быть после ссоры, но не после неловких разговоров и смеха.

Как же она мне нравится. И как же я мало смыслю в том, что с ней делать. Не из-за ее неопытности, а из-за того, как сильно она меня пугает. Я будто не способен принять отношения, в которых передо мной встанут на колени в ту же секунду, в которую встану на них я. Мне привычнее иметь что-то одно.

Глажу лицо Геллы кончиками пальцев, она ловит их губами, не притворяясь, что смущена. Мне нужно пару секунд, чтобы понять, куда мы станем двигаться. По ощущениям, на моих коленях сидит последний шанс на что-то невероятно важное, и мне нельзя все испортить спешкой.

– Не суетись, ладно? – Она послушно кивает.

Убираю с лица ее безумные кудри, глажу щеки. Может даже, со стороны кажется, что я не могу решиться на новый поцелуй, но на деле просто не хочу спешить. Прикасаюсь к ее губам своими и касаюсь их языком, неизбежно улыбаясь от нетерпения и предвкушения, доставляющих радость.

Гелла вздрагивает. В животе у меня селится раскаленный уголек, он грозит прожечь органы, если немедленно не начну действовать. Но еще рано. Очень-очень рано. Гелла отстраняется с видом отличницы, которая поняла упражнение и готова к самостоятельной работе. Приближается ко мне сама, осторожно накрывает мои губы своими и проводит по ним языком.

– Почему ты смеешься? – На ее лице вся хмурость мира.

Меня, кажется, сейчас отчитают.

– Не могу объяснить. Само как-то. Не отвлекайся.

Она кивает и приближается снова, но я перехватываю ее подбородок и не даю поцеловать первой. Вместо этого целую сам и раздвигаю ее губы языком, чтобы проникнуть внутрь. Гелла вздыхает, я глотаю ее стон, и он прокатывается дрожью по телу. Руки будто сами собой оказываются на тонкой талии Геллы, потом обхватывают ее спину и притягивают ближе, еще ближе, чтобы даже одежда сгорела