Отблеск миражей в твоих глазах - De Ojos Verdes

Дверной звонок пугает неожиданностью.

Вздрагиваю и несколько секунд хмурюсь.

Не хочу его видеть, зря пришел.

Но когда трель повторяется, нехотя плетусь в коридор

— Чего тебе? — с усталым безразличием впускаю парня.

Барс огладывает мое одеяние не по сезону, но никак не комментирует. Молча снимает обувь и мрачно шагает к ванной. Наблюдаю, как моет руки. Чистюля сахарная.

— Передумал бросать тебя на произвол судьбы, чекануш.

Вот так заявление.

— В смысле, передумал, — не выражаю никакой заинтересованности, — а как же мои страдашки? Я уже меланхоличный плейлист подготовила, чтобы официально принять свою участь.

— Послушаем вместе.

— Ты поплачешь со мной?

Короткий закрытый взгляд, полный напряжения, и Таривердиев нагло обходит меня, вваливаясь в спальню. Меньше всего сейчас я нуждаюсь в разговорах с ним, поэтому захожу следом и включаю ноутбук. Через минуту помещение затапливает тонким голоском «Максим», вещающим:

— Я так привыкла жить одним тобой, одним тобой…

Я воспроизвела рандомную композицию, выданную поисковиком на запрос «грустные песни».

Стоим с Барсом и смотрим друг на друга без тени улыбки, хотя ситуация безбожно дурацкая. Я так манифестирую о своем намерении всё же остаться одной, а он — игнорирует это намерение и неподвижно слушает весь первый куплет. Весь! Терпеливый гад!

А потом неожиданно срывается с места и дергает меня за руку, заставляя приблизиться к себе. Кладет мои ладони на свои плечи, а сам осторожно перемещается мне на талию. Причем, в рамках приличия.

И мы начинаем медленно кружиться. Очень-очень медленно.

Я деревенею и позволяю эти манипуляции, чувствуя себя крохотной балериной в шкатулке, заводимой ключиком.

Поверить не могу — мы танцуем?!

Кто из нас более крезанутый?

Жгучие, жгучие глаза напротив. Что в них изменилось?

— Вот теперь ты меня пугаешь. По-настоящему, — шепчу, выбитая из колеи.

— С тобой не сравнюсь, поверь. В шоке от тебя, химера. У меня мозг буксует от твоих выступлений.

— Ты очень много обзываешься.

— Не совсем. Констатирую факты по случаю.

— О, надо же. Теперь не буду переживать, что я чучундра. Это не агрессивно окрашенная кличка, всего лишь факт по случаю.

— Ну, я тоже в твоей интерпретации получаю не лучшие звания. Пушистый, блохастый, бубенчатый… продолжать?

Мотаю головой и вздыхаю.

Отстраняюсь, не дожидаясь окончания песни, выключаю ноутбук и сажусь на ковер, как до прихода Барса.

С каждым словом в диалоге из меня будто душу вынимают порционно. Я не просто устала, я сломалась.

Вот бы он понял, что ему лучше уйти. Сил спорить нет.

Но не судьба.

— Почему ты одна? — присаживается рядом и зеркалит мою позу, сгибая ноги в коленях и откидываясь на бортик кровати.

Оба смотрим в окно на только-только зарождающийся рассвет. Яркие градиентные цвета на пару секунд отвлекают меня от собеседника.

— Кети у жениха, я же говорила.

— А твоя семья? Как они отпускают сюда? Чем ты объясняешь ночные выгулы?

— Ночные выгулы, — фыркаю. — Как будто я по дискотекам шляюсь.

— Технически — почти. Так что?

— Родители Кети ученые-археологи, три четверти года их не бывает в городе. Раньше с ней жила бабушка, но полгода назад уехала к себе в село. Родные справедливо решили, что Кети с наступлением совершеннолетия стала достаточно взрослой для самостоятельной жизни.

— Завидуешь?

Не знаю, как так выходит, но его беззлобное ехидство заставляет меня рассмеяться:

— А то.

— Значит, ты ночуешь половину недели у подружки, и это оправдывается тем, что ей страшно в одиночестве?

— Слишком примитивно мыслишь, Барсик, — поддеваю, устраивая голову на согнутых коленях. Терять мне больше нечего, поэтому отвечаю честно, надеясь, что после утоления информационной жажды гость уйдет. — Мы с Кети примерно год занимаемся английским с одной американской преподавательницей, немного владеющей русским. Из-за разницы во времени это всегда происходит ближе к ночи. Дома я мешаю бабушке с дедушкой громкими разговорами. Как-то плавно мы пришли к тому, что я ночую у Кети в урочные дни, да и вместе веселее грызть гранит науки. Вообще, знаешь, Кети — моя единственная блажь по жизни. То есть, блажь, которую мне позволяли. Мы с ней похожи, наверное, поэтому и притянулись. Обе воспитываемся старшим поколением, а не родителями.

Барс хмыкает. Напоминая невзначай, что тоже из этой лиги.

— Я знаю, что ты спросишь сейчас. А как же занятия, если я работаю. Кети включается одна, я потом нагоняю по материалам.

— Зачем тебе эта работа?..

Самая нижняя полоса горизонта становится светлее. На часах — половина седьмого. Я сижу с парнем, с которым переспала несколько часов назад под влиянием очень странных обстоятельств и делюсь своими секретами.

Не, я всё-таки чеканутая, он прав.

— У тебя никогда не было ощущения, что твои родные будто целенаправленно мешают тебе жить? Воплощают свои амбиции через тебя же. Перекрывают кислород, загоняют в рамки? А там та-а-ак тесно, Боже, та-а-ак тесно…

Молчит.

Слегка оборачиваюсь, ловлю серьезный тяжелый взгляд.

Ха. В яблочко. Конечно, он чувствует всё то же. Одна лига, черт возьми.

Вновь отворачиваюсь к окну.

— Я мечтала стать послом. Начиталась книг о великих женщинах, когда была подростком. Меня впечатлила история Дианы Абгар[1]. Дедушка даже слушать не стал. Бухгалтерия — единственная дорога в светлое будущее. И производство пленки — доступная планка. Какая Москва? Какие международные отношения?..

— Ты копишь на учебу в Москве?

— Да. Открытый бунт мне не по карману, я не могу вылететь из дома и попасть в столицу босоногой.

— Значит, твой дед — тиран?

— Сам ты тиран, — бурчу деловито. — Мой дедушка просто очень сильно зациклен на мне, не хочет отпускать никуда. Я его единственное продолжение. Всё это понятно, но далеко не нормально. Я решила не спорить с ним, подготовиться финансово и обрубить хвост одним ударом. Дедуля простит позже, я знаю. Когда осознает, что я задыхаюсь здесь. Как в клетке запертая.

— Я не догоняю, почему ты тогда хотела отказаться от свадьбы? — в голосе Барса прорезается искреннее замешательство. — Это был идеальный шанс.

— Да потому что не было речи о том, что я после свадьбы живу с тобой.

— В смысле?

— У дедушки идея-фикс: не отпускать меня от себя. Патологическая боязнь потерять. После стольких несчастий в семье он болезненно реагирует на расставания даже маленьким сроком. Однажды в школе мы ездили в Архыз на три дня, так мой телефон разрывался от его звонков. Словно обязательно случится что-то плохое, если не проконтролирует. Твой хитрый дед знал об этом пунктике с самого начала и уверял моего, что главное — сыграть свадьбу, а там дальше… два года твоей ординатуры пройдут быстро. И я успею доучиться. Ты вернешься, заживем рядом с ними.