Предателей не прощают - Мария Сергеевна Коваленко

— Тогда спокойной ночи. — Леонас уже готов уйти. В самый последний момент я хватаю его за руку.

За весь долгий разговор у нас не было и мгновения интимности. Меня учили быть взрослой, давать сдачи и набивать себе цену. Лекция мудрого учителя зеленой ученице или отца — дочери. Никаких мужчин и женщин. Никаких эмоций или чувств.

Наверное, лучше так и расстаться, но я окончательно смелею.

— Спасибо большое. Вот… — Тянусь к щеке, чтобы поцеловать и замираю в паре сантиметров от кожи.

Маленькие неопытные девочки не целуют взрослых мужчин. Они даже не пересекаются. Для поцелуев и большего у таких мужчин есть жены, любовницы… кандидатки. Мне не о чем грезить, но от тяжелого взгляда карих глаз все эти запреты теряют силу.

Словно маленький хилый магнитик я тянусь губами к губам Рауде и бесстрашно кладу руки ему на плечи.

В тот же миг нас обоих будто уносит.

Замечаю, как дергается кадык, и Леонас сам сокращает последние миллиметры.

Это поцелуй совсем не похож на питерское безумие. Никто не трахает мой рот, не вколачивает лопатками в стену. Не пытается запугать.

Рауде будто пробует… Осторожно изучает губы. Мучительно-нежно посасывает нижнюю. Обдавая своим дыханием, ведет языком по верхней.

Заставив раскрыться, с прежней неспешностью ласкает язык и нёбо. Дает мне возможность одуматься прийти в себя и прекратить.

В Питере, раздавленная его напором, я разрывалась между желаниями: сбежать и продолжить. Тогда мне было плохо и страшно. А сейчас, после двух часов в безопасности и наедине, не остается никаких страхов.

— Хреновая благодарность, девочка. Опасная, — хрипит Рауде и продолжает меня целовать… в щеки, в шею, в ключицу, скользя все ниже и ниже.

— Мне запретили просить прощения. — Окрыленная такой реакцией, я заставляю внутренний голос замолкнуть и расстегиваю верхнюю пуговицу строгой рубашки.

— Я чуть не сдох в зале, когда ты запела. — Леонас собирает мои волосы в хвост. Тянет их назад, заставляя выгнуться. — Чуть не придушил звукооператора и тех двух куриц.

Он целует над самым вырезом майки. И жадно, как наркотик, тянет носом мой запах.

— У меня… — Вздрагиваю всем телом. — Не было выбора.

Я бесстрашно задираю вверх проклятую майку. Плевать, что под ней ничего нет. До слез мечтаю поскорее избавиться от этой преграды.

— За это ответят. Обязательно.

— Мне… А… — Стону от прикосновения горячих мужских губ к моей обнаженной груди. — Мне уже неважно.

— Совершенная… — Лео останавливается. Затуманенным взглядом смотрит на заострившиеся вершинки. Мажет по ним большими пальцами. Одновременно. Без нежности. Обводит по кругу. — Нереальная.

Он медленно поднимает голову и, будто в душу, смотрит в глаза.

— Я знаю про Ирму. Я никому не скажу. — Хочется плакать. У судьбы жестокое чувство юмора. Именно из-за отца и его молодой любовницы моя семья оказалась по уши в долгах. А теперь я готова пойти на что угодно лишь бы стать любовницей для женатого мужчины.

— Не скажешь. — Стиснув зубы, Рауде возвращает майку на место и поправляет мои волосы. — Потому что ничего не будет.

Глава 34. Будни

Вернуться в отель оказывается проще, чем я думала. Готовая к длительной пешей прогулке, в семь утра я выхожу из своего номера. А на первом этаже меня останавливает администратор. Он любезно вручает стаканчик с ароматным кофе и сообщает, что на парковке ждет машина.

Как выясняется, Рауде прислал её еще ночью и потребовал у портье, чтобы тот лично усадил меня в салон.

В отеле тоже все как по нотам. К десяти в мой люкс входит Шапокляк и сообщает, что Вероника и Анастасия вернулись в Палангу вместе с Маратом, остальная команда уехала на автобусе. И лишь она одна, по требованию босса осталась дожидаться «новой участницы группы».

Все словно специально для меня. Широкий жест от Леонаса. Очередной подарок к дебюту вместо поцелуя и… большего.

Для полного счастья не хватает только, чтобы исчезла и Шапокляк. Но здесь моя удача заканчивается.

Спросив, нормально ли я провела ночь, и загадочно хмыкнув в ответ на «да», она заказывает в мой номер завтрак и два капучино.

— В отличие от других солисток тебе не нужно возвращаться в Палангу. Репетиции закончены, до начала тура целый месяц. Достаточно времени на запись альбома. Перед этим успеем разобраться и с первым гонораром, и с пиаром, — сухо сообщает она, когда я хватаюсь собирать чемоданы.

— Гонораром? У группы еще не было концентров. Вчера мы исполнили лишь три песни.

— Думаю, Лео уже сообщил, что испытательный срок окончен? — медленно попивая свой кофе, интересуется Алла.

— Да. — Заказ уже принесли, потому прячу улыбку за салфеткой.

— Тогда ты имеешь право на аванс. Его переведут на карту в течение пары часов. Босс уже дал распоряжение бухгалтерии.

— А сумма? Какая? — Рука с вилкой вздрагивает.

В контракте нет и строчки об авансе. До первого концерта я не могу рассчитывать даже на карманные расходы.

— Увидишь, когда деньги поступят на счет, — равнодушно отмахивается Шапокляк и достает из сумочки какие-то бумаги. — В настоящий момент меня больше интересует твоя раскрутка.

— Да, — беру себя в руки. — Леонас объяснял. Так увеличится аудитория для всей группы.

— Верно. У каждой девочки свой имидж и поклонники. Кому-то нравится холодная Веро, кто-то приходит на концерт только ради Насти и ее декольте до трусов, — Алла приспускает очки. — Твоя предшественница заманивала скандальным поведением.

— Скандальным? — настораживаюсь.

В последнее время я изучила, наверное, сотню статей о группе. Информации в интернете было хоть отбавляй, но упоминаний о скандалах не было. Карина, вместо которой меня взяли, неплохо пела, раз в полгода меняла бойфрендов и реже, чем остальные девушки, попадалась в объективы папарацци.

— Каринка была оторвой. Деньги испортили ее очень быстро. — Шапокляк нервно передергивает плечами. — Она запросто могла станцевать стриптиз на коленях какого-нибудь зрителя из ВИПа или вылить ему на голову воду из вазы для цветов.

— Просто так? — Заталкиваю в рот лист салата.

— Да. Из-за этого мы уже два года не ставим возле сцены ни вазы, ни бутилированную воду.

Теперь становится ясно, почему перед концертом Вероника забрала мою воду и швырнула бутылку в урну для мусора.

— Мне ведь правда не нужно будет подменять Карину ещё и в этом? — Я с тоской смотрю в свою тарелку. Завтрак съеден наполовину, а в горло уже ничего не лезет.

— Боже упаси! Её приводы в полицию и расходы на заминание выходок в прессе стоили нам больше, чем эта «звезда» зарабатывала. — Шапокляк оставляет документы в покое и, не спрашивая разрешения, тянется в сумочку за сигаретами. — Можешь не