Вера Копейко - Оранжевый парус для невесты

– С чем же?

– С тем, что ты свободна. Мой тебе совет – научись оставлять прошлое в прошлом. Поняла?…

То, что сказала Марина Ивановна, думала Ольга, правильно. Но трудно. Прошлое все время выскакивает: в звуках – они напоминают о старом, в запахах – они возвращают в другие времена, в мыслях, из которых невозможно выгнать того, кто…

Но… его больше нет… Их вторая жизнь с Юрой, взрослая, закончилась. Так, может, когда-то у нее получится оставить прошлое в прошлом?

11

Москва давно не заставляет замирать сердца тех, кто стремится к ней по земле или по воздуху. Никакого смущенного трепета перед ней не испытывает тот, кому хочется отведать ее прелестей. Все знают: плати – и получишь.

Андрей не сомневался, что Москва забыла о нем – слишком долго гулял на стороне. Не узнает его, а значит, увидит в нем мужчину нездешнего и при деньгах. Какой облик примет жаждущий платы от него – человека в форме с палочкой, человека в форме без палочки, в футболке за рулем, пацана с бритой головой?

Никто ничего не попросил, может, потому, что сам он был не с пышной шевелюрой, в футболке, имел при себе палочку, которая хлестко била током? Андрей подготовился к встрече с той, которую хотел взять. Но как бывает, если уверен в себе и готов – получишь без помех.

Он удивился – даже нищий в переходе не протянул ковшиком руку, когда он переходил под широким многополосным шоссе к генеральскому дому. Свою квартиру на Мосфильмовской он сдал давно приятелю Кириллу и не хотел беспокоить его во внеурочный час.

– Ну что, птица, – спросил Михаил Михайлович любимого племянника любимой жены, как называл он Андрея с первого дня знакомства, – все мечешься по белу свету? Будь ты в моей власти, быстро отправил бы тебя…

– На гауптвахту, – подсказал Андрей, уже согревшийся в теплом доме.

– Да нет, птица, ты бы у меня вернулся в армию, пока не поздно.

– Поздно, дядя Миша, тем более я не обольстил ее, она меня забыла, уверен.

– Увильнул ты. А хорошо начал учиться. Я-то думал, протолкну тебя в соседний кабинет, будешь наблюдать из окна прекрасный ресторан «Прага». Плохо ли? Я помню, ты большими кусками уплетал торт «Прага», только за ушами трещало.

– Пищало, а не трещало, – поправила его жена. Любовь Николаевна опустила на стол блюдо с тортом, облитым шоколадом.

– Он, – выдохнул Андрей. – Соскучился.

Торт тот же, блюдо под ним – то же, с кобальтовой каймой, синева которой могла сравниться только с цветом моря перед штормом. С тремя нимфами, сейчас они спрятались под тортом. Тоже «Прагой». Андрей помнит, как мальчишкой старался подцепить кусок побольше, чтобы поскорее открылась нимфа в розовом пеньюаре. То есть почти голая.

– Думаешь, почему я полюбил этот торт? – Генерал сощурился. – Когда пацаном приехал в Москву к своему дядьке, он сказал, что настоящие москвичи едят только его. А все остальные – для провинциалов. Так что налегай, коренной москвич.

Андрей не отказывался. Ему легко было у Максимовых, правда, взрослым он приезжал к ним считанные разы. Когда умер отец Андрея, старший брат жены генерала, дядя Миша пообещал матери устроить его в военное училище. Обещание он выполнил. Но человека, менее способного к дисциплине, чем Андрей Волков, оказалось, поискать. Сбежал он из училища, но без суровых последствий – прикрыл от кары начальник, генералов друг.

Михаил Михайлович не метал на голову племянника громы и молнии, он издали наблюдал, как фланирует парень по жизни. То, что Андрей окончил энергетический институт, ему понравилось. Но он, словно не веря в скорое перерождение вольнолюбивой натуры, ждал какого-то выверта.

И дождался. Андрей укатил на Дальний Восток.

Но опять-таки, когда он узнал, что Андрей сдал удачно и надежно свою квартиру на весь срок, одобрил.

– Куда теперь путь держим? – спросил наконец генерал, отодвигая чашку с блюдцем.

– На Севера. – Андрей сделал ударение на последнем слоге. – Туда, дядя Миша.

– Надолго? – осторожно поинтересовался он.

– Как дела пойдут. – Андрей пожал плечами.

– А дела… в какой плоскости лежат нынешние твои дела? – Генерал наклонил голову набок, наблюдая за женой. Любовь Николаевна опускала на его тарелку еще один облитый темным шоколадом кусочек. Кивнул, одобряя. – Правильно, Любаня, хорошо подсластить во рту после чая.

Он всегда пил чай, а потом ел торт.

– Хочу запустить дело, – небрежно бросил Андрей, поигрывая вилочкой для торта.

– Мастер запускать дела, – пробасил генерал. – Какое теперь? – насмешливо спросил он.

– Не в том смысле, дядя Миша. – Андрей услышал интонацию и понял, о чем подумал генерал.

– В каком же? Уточни, – потребовал генерал, прицелился и вонзил зубчики короткой вилки в край торта.

Андрей вздрогнул – как те багры в край палубы. Он поморщился. Шоколад пошел трещинами. А палуба нет…

Он вздохнул.

– В положительном. То есть начать дело.

– Ах вот как. – Кусочек торта направился в сторону рта. – Что будешь делать?

– Валять…

– …дурака, – не удержался генерал, но вилочка в руке не дрогнула.

– Нет, дядя Миша, берите выше. – Андрей шумно втянул воздух, словно желая одолеть барьер.

– Беру выше, – поддержал игру генерал, поднимая вилочку с тортом на сантиметр.

– Валять валенки, – ответил Андрей.

Темный кусочек с тонкой светлой прослойкой сорвался с вилки и шлепнулся в тарелку. Но не рассыпался. Генерал закашлялся, а жена маленьким, но крепким кулачком заколотила мужа по спине.

– Андрюша, шути полегче. Не то оставишь меня безутешной вдовой.

– Тетя Люба, я не шучу. – Андрей выпрямился, потом подался к столу. – Это правда. Я на самом деле хочу продолжить давно начатое дело.

– Давно… начатое… дело? – прохрипел генерал.

– Конечно. Я ведь уже валял валенки в Сетявине. Получилось.

– Ты жил… в Сетявине? Брось, там дом давно завалился. Мы с Любой заезжали лет пять назад. Штакетины валялись, как рота пьяных солдат.

– А я их… протрезвил, – ухмыльнулся Андрей. – Они снова в строю. Были по крайней мере, когда я уезжал оттуда.

Генерал вытаращил глаза, потом расхохотался:

– Ты – и Сетявино! Ты – и валенки!

– Но почему, Михаил? – Любовь Николаевна возмущенно подняла голову. – Ты забыл, чем занимался мой дед? Значит, прадед Андрея? Я тебе рассказывала.

Генерал молчал. Потом скрестил руки на груди.

– А что, Андрей, вот этот твой выверт может оказаться самым правильным. Я почему пошел служить? Потому что все мужчины в нашем роду служили. При всякой власти. Видимо, в нас сидит какой-то нерв, которого нет в вашем роду. – Он указал на жену. – Ладно, не стану вторгаться в чужое пространство, Люба тебе все объяснит про нервы.