Вирджиния Эндрюс - Хевен

Логан прокашлялся:

– Хевен, а тебе не кажется, что ты сильно забегаешь вперед? Я же не прошу тебя стать моей женой, а прошу быть моей девушкой.

Я резко отшатнулась от него.

– Так ты не собираешься когда-нибудь жениться на мне?

Логан беспомощно развел руками.

– Хевен, разве мы можем предсказать будущее и спрогнозировать, что мы будем представлять из себя в двадцать, в двадцать пять, в тридцать лет? Прими то, что я предлагаю сейчас, а будущее предоставь ему самому.

– И что же ты предлагаешь сейчас? – подозрительно спросила я.

– Себя, свою дружбу. Право иногда целовать тебя, держать твою руку, гладить тебя по волосам, ходить с тобой в кино, интересоваться твоими мечтами, а ты – моими, подурачиться иногда и вообще вести жизнь, о которой приятно будет вспоминать.

Что ж, этого было достаточно.

Держась за руки, мы продолжили прогулку. И в сумерках подошли к нашему прилепившемуся к склону горы домику, который внешне выглядел вполне прилично, так что здоровым глазом Логану было не разглядеть убожества нашей жизни. До тех пор, конечно, пока он не войдет внутрь.

Я повернулась к Логану и взяла его подбородок в ладони.

– Логан, это будет нормально, не как у Фанни, если я тебя поцелую разик – за исполнение желаний?

– Думаю, что перенесу.

Мои руки медленно скользнули дальше и обняли его за шею – до чего же страшным с такого расстояния выглядел его подбитый глаз, – я выпятила губы и поцеловала его и в глаз, и в раненую щеку, а потом в губы. Логан задрожал, я тоже.

Я боялась произнести слово, чтобы не спугнуть очарование момента.

– Спокойной ночи, Логан. До завтра.

– Спокойной ночи, Хевен, – произнес он шепотом, словно внезапно лишился голоса. – Это был прекрасный день, честное слово, прекрасный…

Я стояла и смотрела, пока Логан не скрылся из виду, растаяв в темноте, и вошла в дом. И сразу с небес вернулась на землю. Сара забросила все попытки поддерживать чистоту в доме и даже прекратила прибираться для вида. Питаться мы стали совсем плохо. Только хлеб с нашей традиционной подливкой, и никаких овощей, никакой зелени, а цыплята и свинина стали вообще редкими гостями на столе. О слоеном беконе вообще оставалось только мечтать, но лучше было не расстраиваться. Огород за домом, который мы с бабушкой засеяли, пололи, оказался в запущении. Овощи, что выросли, гнили на корню либо валялись на земле. Не коптили мы соленой свинины или сала, и нам нечего было положить в бобовый суп. Никакой капусты, шпината, репы. Отец вообще не приезжал и ничего не привозил. Наша Джейн капризничала, отказывалась от еды, а когда ела, ее тошнило. Кейт все время плакал, потому что был вечно голоден, а Фанни по-прежнему ничего не делала, только ныла.

– Тут надо что-то делать, – громко заявила я. – Фанни, ну-ка к роднику, за водой, принесешь ведро – только полное, не на дне, как ты обычно делаешь по своей лени. Том, сходи на огород, собери там что можно. Наша Джейн, хватит плакать! Кейт, развлеки ее чем-нибудь, чтобы она успокоилась.

– Раскомандовалась! – в своей визгливой манере стала протестовать Фанни. – Так я тебя и послушалась! Раз из-за тебя кто-то подрался, так теперь будешь строить из себя королеву гор?

– А ты делай что сказано и слушайся Хевен, – пришел мне на помощь Том и подтолкнул Фанни к двери. – Давай к роднику и принеси воды, полное ведро.

– Но там темно! – заплакала Фанни. – Ты же знаешь, я боюсь темноты!

– О'кей, воды принесу я, а ты насобирай овощей. И хватит болтать, делай что говорят… Иначе я превращусь в короля гор и так тебе надаю, что запомнишь!

Ночью, лежа в темноте на своем тюфяке, Том прошептал мне с состраданием:

– Хевен, я нутром чувствую, что все это пройдет. Мама снова начнет готовить хорошую еду, будет убираться в доме, и тебе не придется столько работать. Папа подлечится и вернется домой здоровым и подобревшим. Потом мы вырастем, окончим школу и поступим в колледж. Будем зарабатывать мешки денег, ездить в огромных машинах, жить в шикарных домах, с прислугой, и мы будем сидеть и с улыбкой вспоминать, как нам было трудно, и забудем о том, что это пошло нам на пользу, сделало решительными, трудолюбивыми, получше тех ребят, кому все достается легко. И мисс Дил так говорит, кстати. Из самого плохого часто вырастает самое хорошее.

– Ты за меня не переживай. Я знаю, когда-нибудь все образуется, – промолвила я, смахнув слезу.

Том подобрался ко мне поближе и лег рядом. От его молодых сильных рук исходили тепло и уверенность.

– Я могу разыскать папу, а ты поговори с мамой.

– Мам, – обратилась я к ней на следующий же вечер, надеясь вначале развеять ее настроение отвлеченной беседой, а затем перейти к серьезным вещам. – Ты знаешь, несколько часов назад я думала, что влюбилась.

– Ну и дура, если так, – проворчала Сара, оглядывая мою фигуру, которая стала приобретать женские формы. – Надо бежать с этих гор, бежать подальше, пока какой-нибудь тип не подарил тебе ребенка, – серьезным голосом посоветовала она. – Тебе надо бежать побыстрее, пока не стала такой, как я.

Расстроенная переживаниями Сары, я обняла ее.

– Не говори таких вещей. Папа скоро вернется, привезет нам еду. Он всегда приезжает домой до того, как у нас кончаются продукты.

– Да, как же. – Гримаса исказила ее лицо. – Не успеем мы подумать, как наш разлюбезный Люк притащится домой после своих пьянок с потаскухами и швырнет на стол сумки так, будто там лежат золотые слитки. Вот и все, что он делает для нас – скажешь, нет?

– Мам…

– Никакая я тебе не мама! – закричала вдруг Сара, вся покраснев, и лицо ее передернулось от злости. – И никогда не была! Строишь из себя такую умную, а не видишь, что совсем не похожа на меня! – Она встала, широко расставив босые ноги. Длинные рыжие волосы Сары были всклокочены и перепутаны, она давно их не расчесывала и не мыла с месяц, а то и больше. – Я сматываюсь из этой дыры, и, если у тебя есть голова на плечах, ты тоже скоро сбежишь.

– Мам, пожалуйста, не надо! – воскликнула я со слезами, пытаясь схватить ее за руку. – Даже если ты мне не настоящая мать, я все равно люблю тебя, честное слово! И всегда любила! Пожалуйста, не уходи и не оставляй нас одних! Как же мы сможем ходить в школу, когда дедушка будет один? Он сейчас ходит хуже, чем при бабушке. И дров наколоть уже не может. Он вообще теперь ничего не может. Ну пожалуйста, мама!

– Наколоть дров и Том может, – произнесла она с убийственным спокойствием, словно настроилась уйти, независимо от того, что будет с нами.

– Но Том ходит в школу, он не справится один, не заготовит дров на всю зиму, а папы нет.

– Ты поможешь. Как мы всегда делали.