Трубадура - Дарья Волкова

ты хочешь быть весь в моей красной помаде? – Она пыталась собраться с мыслями. – Сейчас косметику с лица уберу, чтобы тебе меньше в рот попало. Десять минут.

– Каких десять минут? Давай открывай! Немедленно.

И она поняла сразу, что он на взводе. А объясняться утром с персоналом гостиницы по поводу сломанной двери в ванной не хочется.

Тура неохотно повернула защёлку. И едва успела выпустить ее из пальцев – дверь резко распахнулась.

Он снял пиджак и расстегнул белоснежную рубашку. И был так красив, что даже казался ненастоящим. Как герой из кинофильма или с рекламы на развороте журнала «Вог».

И в ту же секунду Степан ее поцеловал.

Тура не успела пискнуть, охнуть, передумать – и ураган настоящего, живого и страстного поцелуя унёс все ее сомнения.

Они слились в одно целое – губами, дыханьем. Вплоть до пломбы на верхней шестёрке. Ритмом сердцебиения и чередой вдохов и выдохов. Дрожью тела. А более всего они совпали взаимной и дикой жаждой. Потребностью друг в друге.

Тура, чтобы вздохнуть, на секунду отстранилась от него.

– Ты похож на вампира, – сказала она. – Ты пытаешься выпить мою жизнь…

– А ты мою, – ответил Степан. – Но мне не жалко…

Их губы снова встретились.

– Сладкая моя, скажи только одно: молния на платье на спине или сбоку? А еще лучше – расстегни сама. Жалко будет… если порву.

Они молча смотрели друг на друга. Дыхание чуть успокоилось и тут же совпало снова по ритму. Тура медленно подняла руку на уровень груди. Замочек молнии легко скользнул по пластмассовым зубчикам вниз до самого бедра, платье послушно поехало в том же направлении, слегка задержавшись на бедре. Но Тура помогла ему, и оно опало у ее ног.

Под платьем всё тоже чёрное: чулки на кружевной резинке и скромный гарнитур из шёлка. Чем богаты, Степан Аркадьевич. Нравится?

Вместо ответа он подхватил ее на руки. Прижал так крепко, что у нее перехватило и совсем сбилось дыхание.

– Эй, ты, полегче, – прошептала она. – Не капусту грузишь…

– Я постель разобрал.

– Как романтично! А я думала, мы будем на полу…

– Как можно, моя королева, с тобой только на кровати!

Чёрное нижнее белье не понравилось Степану, он быстро освободил Туру от него и отбросил на пол. Тура лежала перед ним и словно светилась нежно-зефировым светом – так хороша она была. Степан почувствовал себя словно в кондитерской – перед ним лежало лакомство, слаще которого не было на свете.

Трусы стаскивал с себя, не сводя жадного взгляда от ее груди. Здравый смысл окончательно и даже радостно сделал им ручкой, передав управление древним первобытным инстинктам.

С каждым поцелуем, с каждым прикосновением – всё более и более смелыми – их тела становились всё горячее и горячее. И когда этот жар уже можно было вынести, только став вместо двух – одним, вдруг…

Он услышал:

– Стёпочка…

И если бы вдруг он не расслышал, то она для верности толкнула его ладонью в плечо.

Что, черт возьми, не так? В такой момент?

– Стёпушка… – Она жарко дышала ему в шею. – Пожалуйста… Тебе нужно сделать кое-что… Иначе я не смогу…

– Всё нормально, – сказал Степан. Не до разговоров сейчас! – У меня есть средства защиты. Не переживай, надену.

– Стёпа, я не про это!

А о чём еще тогда можно говорить в такой момент?

– Послушай…

Ему совсем не понравились ни ее тон, ни то, что она спрятала свое лицо у него на плече.

– Стёпа, сделай, пожалуйста, одну вещь. Я без этого не могу… Не могу, понимаешь…

Степан немного отстранился от нее. Что нужно сделать такого особенного, чтобы об этом просить в такую минуту? Прокукарекать три раза? Надеть маску Бэтмена? Говорить по-немецки? Тура, что у тебя за капризы?

– Стёпка… – Она крепко обнимала его за шею и часто дышала. – Скажи, что любишь меня.

Если бы на него сейчас вылили ведро ледяной воды, он бы опешил меньше. Не успел ничего ни обдумать, ни даже выдать свое изумление. А тут она зашептала опять – сбивчиво, торопливо:

– Стёпочка, это ничего не значит, не бойся! Это просто… ну, как игра. Нужно притвориться. Просто притвориться. На сегодняшнюю ночь. Просто скажи, что ты любишь меня. Сегодня ночью ты любишь только меня. Я одна для тебя на свете, другой у тебя нет и никогда не будет. А завтра мы обо всем забудем.

Стёпка молчал. Он не то что думать – дышать забыл. Лучше бы ведром воды окатили, ей-богу. А Тура шмыгнула носом и продолжила:

– Понимаешь… Я без этих слов не могу. Я не могу просто так. Не могу, и всё – я себя знаю. Притворись на пару часиков, хорошо? Мы как будто играем с тобой в игру – я люблю тебя, а ты меня. Это же так просто, ну что тебе стоит! Ты меня понимаешь?

И тут Степан всё понял. Девочка. Бедная девочка…

Притворись… Скажи, что любишь меня… Я не могу просто так…

Вот он скотина!

Тура поняла его молчание по-своему – он не может против своего желания, даже в игровой форме, признаться ей в любви. Она – дешёвая игрушка, а с такими не церемонятся. Слёзы закипели у нее на глазах от обиды – ну почему он так с ней поступает, она же живой человек, не кукла…

Степан сжал ее в объятиях. Прошептал ей на ухо, обдавая жарким дыханием:

– Я люблю тебя, – сказал он. – Люблю, слышишь?

Она всхлипнула.

– Это игра, Стёпочка, помнишь? Только сегодня, только сейчас, да?

Он едва заметно кивнул. А потом поцеловал – как-то совсем иначе, словно его слова, которые понарошку и ничего не значат – эти слова что-то изменили между ними. Что-то неуловимое, но, черт побери, важное!

– Ответное признание будет? – Он не мог дальше целоваться, не получив ответ.

– Нужно?

Теперь она не прячет лицо. Смотрит прямо в глаза. Прямо в душу.

– У нас же есть только несколько часов. Давай оторвёмся по полной, Ту. Всё равно завтра утром счёт на табло обнулится. Говори.

У него резкий голос. И в уголке рта горькая складочка. И решимость.

– Я тебя люблю, Стёпа.

– Вот и хорошо. Теперь давай докажем делом, что наши слова не пустой звук.

Они отпустили все тормоза и сняли все запреты. У них впереди целая ночь. И сейчас можно всё. Везде гладить, всё трогать, везде целовать. Говорить всё, что угодно. Завтра счёт на табло обнулится. Но это будет завтра. А сейчас только эти губы, только эти руки, только эта