Развод по любви (СИ) - Лавру Натали

— Вы родственница? — поинтересовались у меня.

— Жена, — еле ворочая окостеневшим языком, ответила я.

Машина мчалась, включив сирену, и за всю дорогу не притормозила ни разу.

Судя по тому, что на Костю навесили каких-то трубок и проводили над ним малопонятные мне манипуляции, шанс, что он выкарабкается, был.

А по прибытии Костю на каталке увезли куда-то, куда посетителям путь закрыт.

Всё, что мне оставалось, — это ждать новостей в холле больницы.

Я следила взглядом за снующими туда-сюда медиками, не очень-то надеясь, что о состоянии Кости мне сообщат быстро.

Светлане Изверговне я звонить не стала. Вообще никому не звонила и ничего не сообщала. Ибо вестником смерти быть как-то не моё, а если Костя оклемается, то сам разберётся.

Врач вышел и обвёл взглядом ожидающих.

— С Зориным кто? — спросил он.

— Я! — подняла я руку, как школьница.

По-дурацки, блин… Да неважно. Сейчас мне скажут про Костю. Но почему так быстро? Его же только пять минут назад увезли. Или десять минут…

— Откачали, — коротко сообщил врач. — Нужны его полис, паспорт и вещи для больницы.

— Я привезу, — пообещала я, но вместо того, чтобы радостно бежать исполнять поручение, села обратно на стул и заревела.

«Живой! Живой!» — вопило моё девичье сознание. С души свалилась массивная бетонная плита, будущее перестало видеться в мрачных тонах, розовыми гвоздиками посыпались мечты о счастливой любви…

Пора бежать за губозакатывательной машинкой и опускателем с небес. Ибо так можно и размечтаться.

Со всеми дорогами я промоталась по городу до вечера.

Холод помог мне вернуть мозги на место и выключить мечтательную дурёху.

У Кости дома я собрала в сумку всё необходимое: документы, зарядку для телефона, футболку, спортивки, резиновые тапки, носки, трусы…

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Вот, знаете, это странно — рыться в нижнем белье человека, с которым мы расстались. Трогать семейники с пуговками посередине…

«Расстегни пуговки», — нашёптывал мне мятежный дух.

Нет, ну это ни в какие ворота! У нас тут, понимаешь ли, драма, а я о пакостях думаю… Пуговки вот расстёгиваю.

Трусы. Скомканные как попало, перемешанные с носками, что для Кости совершенно нехарактерно. Остальная одежда примерно в таком же виде: измятая, местами несвежая, местами расползающаяся по швам.

Дома грязно и тяжёлый затхлый запах.

Это совершенно не тот Костя, к которому я когда-то залезла в форточку.

Неужели это всё моими стараниями? Ох…

Вечером, когда я привезла вещи, меня к Косте не пустили, да я и не рвалась.

О чём нам говорить? Я ещё не придумала, что скажу ему. В голове царит хаос, мысли не складываются. Неподходящий момент для разговора.

На стойке дежурного, куда я сдавала вещи, мне сообщили, что Костя пришёл в себя, и его состояние стабильно. И всё.

Засыпать, зная, что Костя жив, мне будет проще. Наверное. Во всяком случае, плакать ночью я буду без скорби, а просто от переизбытка эмоций.

***

Днём после пар я помчалась в больницу.

Ночь выдалась бессонной. Мой мозг решил, что пора поговорить с Костей и поставить все точки над «и», поэтому я до утра репетировала свои реплики.

И вот, моя голова, работающая из-за недосыпа в аварийном режиме, неслась навстречу приключениям (пока не забыла реплики).

Волнительно, однако.

И я бы с облегчением вздохнула, если бы Костю забрали на процедуры или ещё куда, но меня беспрепятственно пустили к нему.

Я постучалась и вошла.

В палате стояло две койки, одна из которых была смята, но тоже пустовала. Судя по разложенным на тумбочке знакомым вещам, палатой я не ошиблась.

Вдруг из душа вышел Костя в одном полотенце на бёдрах.

— Наташа? — удивился он и встал на месте.

— Привет, — нехарактерно застенчиво сказала я. — Рада, что тебе лучше.

— Спасибо, что привезла мои вещи. Мне придётся наблюдаться здесь неделю.

— Понятно, — кивнула я, растерявшись.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Ни одна из заученных реплик не подходила в качестве ответа. Засада…

— Послушай, мне жаль, что всё так вышло, — сказал Костя. — Я больше не буду тебя преследовать. Я всё понимаю и не стану убиваться и делать новые глупости. Попробую жить дальше.

Что угодно ожидала я услышать, но не прощальные слова.

Чёртова любовь-расстрига!

Ноги отказались топать прочь. В носу засвербело, предвещая мокрые обстоятельства. В горле образовался ком. Вот оно, сейчас начнётся…

Всхлип.

— Наташа? — Костя отмер и рывком преодолел разделявшее нас расстояние. — Наташа, скажи, ты всё ещё любишь меня? — вопрос в лоб.

— Угу, — только и смогла ответить я.

— Маленькая моя, иди ко мне… — прошептал он мне в губы и поцеловал.

Это был очень мокрый поцелуй.

А следом за истерикой наступило оно: желание. Всё моё тело превратилось в одну сплошную эрогенную зону. К чему ни прикоснись — горит.

Костя, не переставая целовать, увлёк меня в ванную комнату.

— Боже, как я по тебе скучал… — шептал он, не отрываясь от моих губ.

— А-а… тебе же нельзя… А вдруг придут? — пробился сквозь густой туман возбуждения голов рассудка.

— Мне всё можно. Это отдельная палата. Ни о чём не думай. Я так хочу тебя…

Костя торопливо развернул меня спиной к себе и стянул мои джинсы. Полотенце с его бёдер слетело ещё где-то на пороге ванной.

Наш самый первый секс был не таким волнительным и чувственным, как этот. Крышу нам обоим снесло ураганом, и мы совокуплялись жадно и торопливо, как кролики.

Я вцепилась одной рукой в белую, но шаткую раковину, а другая моя ладонь упёрлась в стену. Рядом висело зеркало, и я видела в нём край своего распалённого, одурманенного вкусом оргазма, лица и Костино плечо.

Закончилось всё так же стремительно, как и началось.

— О-ох, — воскликнул Костя, замер на пару секунд, а затем собственнически обхватил сзади мою талию.

Мало-помалу до меня начало доходить, что сейчас произошло. Гормоны перестали бушевать и успокоились. Буря улеглась, и включился мозг.

— Наташа, хочешь в душ? Я принесу тебе, чем вытереться, — заботливо предложил Костя и, не дожидаясь моего ответа, вышел.

Душ я приняла не столько ради того, чтобы смыть с себя следы секса, сколько ради нескольких минут размышлений.

Даже в самых смелых вариантах моих ночных мысленных разговоров с Костей я не представляла себе такого. И вот, поговорить мы не поговорили, но зато удовлетворили плотские желания. Класс!

А если честно, совсем не класс.

Стоя под струями в душевой кабинке, я вдруг поняла, что вот так сразу не смогу снова быть с Костей. Во-первых, мы не всё обсудили, не обо всём договорились. Во-вторых, как только опасность смерти для Кости миновала, обиды снова повыползали, как тараканы в темноте.

И вот что мне прикажете делать?

Из ванной я вышла полностью одетая. Постеснялась щеголять перед Костей в одной простыне. Мы долго были порознь. Я отвыкла от мужчины.

Костя тоже оделся в сухое и чистое.

— Прости… — первым начал он. — Знаю, сначала надо было поговорить, но я не удержался.

— Да… Я и пришла, чтобы поговорить, — ответила я, опустив взгляд в пол. — Понимаешь, я не могу вот так сразу. Глупо это говорить после секса, но… Я всё ещё боюсь тебе доверять, — ну, наконец-то хоть одна из заготовленных с ночи фраз пригодилась!

Костя сел на свою кровать и жестом показал, чтобы я устроилась рядом.

— Я всё понимаю, Наташа. Я не тот, кто тебе нужен, да и вообще в последнее время косячу так, что успел возненавидеть себя. Но я люблю тебя, и это правда. Не могу представить рядом с собой никого, кроме тебя. Ты моё всё. Поэтому, если ты согласишься, я попробую всё исправишь.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— М… — как-то произвольно вырвалось у меня.

— Наташа, ты дашь мне шанс?

— Ну, я больше не хочу иметь ничего общего с твоей мамой, — вспомнила я своего главного врага.