Сопротивляться бессмысленно - Юлия Резник

выглядит усталой, но собранной. На заднем фоне — её кухня. Я, наверное, рад, что она звонит не из спальни, хотя не факт, что Тегляев трахал ее только там.

— Нет. Конечно, не отвлекаешь, — убираю с лица все лишнее.

— Ты где? Симпатичное местечко.

Вопрос звучит почти невинно, но почему-то кажется, не я один сейчас отыгрываю роль.

— В городе. Ужинаю, — говорю, не уточняя, с кем. Потому что врать не умею, а правда… Почему-то мне кажется, что правда ей не понравится.

— Понятно. Тогда не буду мешать. Просто хотела услышать твой голос.

— Саби, стой…

— Леш, я в туалет отойду. Ты говори пока, — улыбается Казанцева, поднимаясь со своего места и чуть сжимая перед уходом мое плечо. Лицо Сабины обиженно вытягивается. Губы вздрагивают.

— Что ты хотел?

— Да ничего. Просто убедиться, что с тобой все хорошо.

— Со мной? Да. У тебя, как я посмотрю, тоже.

— Слушай, не начинай. У меня и без твоих наездов хреновый день.

— И как? Казанцева его скрасила?

В голосе Саби звучит неприкрытый яд, который выступает катализатором для обилия дерьма, что скопилось внутри меня самого.

— Не распробовал. Ты позвонила.

— Тогда не буду вас отвлекать! — шепчет Сабина. И я, мать его так, в момент сдуваюсь.

— Черт, да стой ты! Перестань, а? Не обижайся. Это просто ужин. Мы сто лет со Светкой знакомы. И уж поверь, между нами ничего не может быть.

— А она об этом знает? — язвит Сабина.

— Да мне похуй! Слушай… Ну ты чего, а?

— Ничего! Меня сплавил, и во все тяжкие пустился.

— Ты сейчас вообще не то говоришь, Сабин.

— Да уж, куда мне до Казанцевой! Все с тобой ясно.

Она обрывает вызов. Я смотрю на потухший экран, скрипя зубами. Детский сад какой-то, ей богу!

Глава 15

Сабина

Умом я, наверное, даже понимаю, насколько мое поведение незрело. Но сделать ничего не могу. Разве что отключить телефон, чтобы не усугубить и без того вышедшую из-под всякого моего контроля ситуацию, переключившись на давно откладываемые вещи. Например, на работу. Парк, раскинувшийся вокруг моего дома, особенно прекрасен на закате, а мне надо отснять рекламный ролик для бренда спортивной одежды и отослать его на монтаж, чтобы не сорвать сроки выкладки.

Не давая себе передумать и вновь погрузиться в апатию, быстро собираюсь. Делаю легкий макияж и цепляю на плечо холщовый мешок со штативом. Подавляемая истерика вперемешку с ревностью обжигает нутро кипятком. И из-за этого мои движения приобретают обычно несвойственную мне суетливость. Натягиваю кепку посильнее на глаза и делаю глубокий вдох в надежде хоть чуть-чуть охолонуть.

Парк встречает мягким светом и лёгкой влажной прохладой. Беговая дорожка тянется вдоль подвесного моста над рекой. Солнце зависает над горизонтом, превращая воду в расплавленное золото. Свет идеален, надо спешить. Устанавливаю штатив, проверяю стабилизацию. Меняю локации. По сценарию мне нужно отснять пробежку, разминку у дерева и то, как я пью из бутылки с фирменным логотипом, перед этим поправив кепку. Время от времени проверяю плейбэк, киваю себе, двигаюсь дальше. Работа не дает мне скатиться в отчаяние.

— Ну, здравствуй, звезда интернета, — раздаётся за спиной.

Я замираю. Сердце будто стискивают в кулаке. Голос знакомый до отвращения. Наверное, кому-то он может показаться даже красивым. Когда-то я обманывалась, что в него влюбилась. Так было легче примириться с происходящим, да…

Поворачиваюсь, Иван будто вырастает из воздуха. В лице ни намёка на тревогу, ни капли смущения. На губах — легкая усмешка и привычная властность в движениях.

— Не подходи ко мне! — истерю я, не в силах вспомнить, какого черта мы с Лёшей решили, что одна я в безопасности.

— Ну, ты чего? Перестань. Вокруг полно людей, думаешь, я тебя у них на глазах стану убивать, или что?

— Я не знаю, что может взбрести тебе в голову, — говорю я, собирая штатив обратно в сумку.

— Ну, подумай. Ты же у меня умная девочка.

— Не у тебя, Вань. Хватит!

— А у кого? У мента, что за тебя вписался?

Я холодею, размышляя над тем, как много ему известно о наших отношениях с Багировым. С одной стороны, если Тегляев узнает, что он больше не единственный мужчина в моей жизни, с меня, наконец, сойдет клеймо этой ненавистной мне эксклюзивности. С другой… Впав в ярость, он может начать Лёше мстить. Для него же я и не человек даже. Так, собственность, посягательство на которую он вряд ли кому спустит с рук.

— Не твое дело, — сиплю я, вздернув подбородок.

— Ну как же не мое, Сабин? Я столько в тебя вложил, — говорит он с наигранной обидой. — Время. Деньги. Силы.

Боже, всегда одно и то же… Я тысячу раз это слышала!

— А я отдала тебе девственность и три года своей юности. Кажется, мы в расчете.

Не знаю, что это говорит обо мне как о человеке, но у меня реально даже мысли нет вернуть ему подарки, машину или квартиру. Я действительно считаю, что сполна за них расплатилась. Теперь это моя подушка безопасности, моя страховка на черный день. И да, я хочу вынести из этого кошмара что-то кроме опыта.

— Думаешь, это всё так просто, да? Сказала «в расчёте» — и пошла дальше жить, как будто ничего не было?

— Именно, — не дрогнув, отвечаю я, хотя внутри всё стучит, звенит, давит. — Потому что ничего и не было. Было насилие, абьюз и страх. И больше ничего. Ни любви, ни уважения, ни обещанной заботы.

Он медленно делает шаг ко мне. Я пячусь, пока не упираюсь в холодную чугунную спинку скамейки. Ладони сжимаются в кулаки.

— Разве я плохо о тебе заботился? — голос его становится тише, мягче. От его близости, от насыщенного аромата духов с отчетливыми нотками ладана у меня перед глазами плывет.

— Может быть, в самом начале, и неплохо… — признаю очевидное, шумно сглотнув.

— Вот видишь. Ты просто забыла все хорошее, что у нас было.

— Нет, Вань. Оно утонуло в тонне дерьма, что ты обрушил на меня потом! — хриплю я.

— Ну, перегнул я. Да. Так я же не спорю. Но ведь ты тоже не подарок, Сабин. Вспыльчивая, упрямая, дерзкая. Умеешь меня провоцировать. Знаешь, куда надавить…

Он наступает и наступает. Я, не выдержав, выкидываю перед собой руку.

— Хватит. — Чуть отворачиваюсь в попытке заменить его тошнотворный аромат запахом вечернего парка: влажного воздуха, жухлой трава, речной сырости… Этот мир слишком живой, чтобы я снова умирала внутри от одного только его присутствия. — Ты не любил меня. Ты хотел контролировать. И ты