Училка моего сына (СИ) - Натали Лав

После этого признания. которое Кабирину даётся с явным трудом, Захар стремительно направляется к двери.

Правда, на пороге комнаты тормозит, цепляется рукой за дверной короб и, не оборачиваясь, говорит:

— Лий... Я ведь вернусь.

Я молчу, рассматривая его спину.

Он, не дождавшись того, что я отвечу, да и не дожидаясь этого, всё-таки уходит. Я какое-то время сижу и пялюсь в пространство, полностью дезориентированная. Затем понимаю, что нужно встать и проверить, закрыл ли Захар дверь. Хотя он, конечно, закрыл. Да и к Богдану не мешает заглянуть.

После всех потрясений, случившихся только что, недомогание отпустило. Но я все равно осторожно сажусь на кровати, также осторожно встаю, какое-то время посидев на одном месте. Когда встаю, то держусь за стену. Как-то не хочется встать и упасть, да еще приложиться головой о кровать или прикроватную тумбочку.

Сначала плетусь в прихожую. Когда стою, то слабость чувствуется, Ноги подрагивают, выступает испарина. Но всё равно дохожу в прихожую, проверяю дверь. Заперто.

И тут же подпрыгиваю на месте от звонка в дверь. Гляжу в дверной глазок — там тот человек, который меня домой отвозил — Иван, по-моему.

— Что такое? — спрашиваю я у него.

— Можете открыть?

Учитывая. что в прошлый раз сколько я не запиралась, в мою квартиру всё-таки попали, отказывать бессмысленно.

Открываю.

— Захар Матвеевич велел передать, что если что будет нужно, вы мне звонили. В любое время. Вот, — и протягивает мне бумажку, где крупно написаны цифры, — Это мой номер.

— Хорошо, — отвечаю я. А что еще можно ответить?

Иван разворачивается, чтобы уйти. Я начинаю прикрывать дверь.

— И... Это... — Иван стремительно поворачивается в мою сторону, — Захар Матвеевич — хороший мужик. надёжный. Вот...

А потом этот Иван быстро оставляет меня одну.

Я иду проверять Богдана, раздумывая, как же всё могло измениться в моей жизни в такие короткие сроки.

Глава 24

Захар

Уже в салоне заставляю себя переключиться — у Лийки всё более-менее нормально — она у себя дома, в безопасности, физических повреждений нет, если что нужно, у меня рука на пульсе... Моральное состояние, конечно... Но это мне, идиоту, впредь наука — ломать — не строить.

Отогрею...

Правда, такое впечатление, что мне нечем, но я буду стараться. И у меня должно получиться. У нас должно получиться. Ведь поцеловала же... Сердце бьётся через удар. Сама поцеловала...

И... Ей понравилось. Я чувствовал.

Прикрываю глаза и матерюсь сам на себя. Люди от любви глупеют. Действительно глупеют.

Мне нужно искать Кирилла. С Лией... Буду разбираться. Наломал дров — должен всё исправить.

Но сначала другое. Звоню тем ребятам, которые были заняты поисками моего сына.

— Нашли? — уже готов обрушить все кары на их головы.

— Нашли... Едем... - старший, который отвечал за поиски наследника, называет, где окопался Кирилл.

Мне это ни о чем не говорит.

— Кирилла под контроль взять. Но без меня ничего не предпринимать. Что бы там ни было. Ясно? — немного подумав, выношу решение. От которого зависит не только будущее сына. Но и моё собственное.

Если всё же он что-то натворил — изнасиловал девчонку или, не дай бог, убил, замес начнётся жёсткий. А мне теперь есть кого терять, помимо сына и матери.

Поэтому нужно самому на месте начинать рулить.

Майя

Мне снится сон — большой луг где-то у речки. Лето, зной. Чувствую жаркий, нагретый солнцем воздух. Пахнет так... Травой, цветами. Счастьем?!

Луг у реки. Туда ведёт тропинка. По другую сторону деревья. Их немного. Я знаю, что там дом стоит. Я иду по тропинке. Босиком. Тут редко ходят. Она заросла мягкой полувысохшей травой. Мне нравится идти по ней. Там, где зелено, ступням прохладно. Там, где трава высохшая — мягко идти. А там, где проплешины — земля. Раскаленная.

В руках у меня сандалии. Несколько пар. И всё время я всматриваюсь вперёд.

Там две девочки. Маленькие. Две кнопочки в ярких, летних платьях. Бегут... А впереди река... Я за них волнуюсь.

— Полина! Ника! Осторожнее! — кричу им. Они по-прежнему убегают.

А я... Просыпаюсь.

Не сразу понимаю, что это был сон. Девочки во сне — такие реальные. И невозможно любимые. До остановки сердца.

Но и в реальности мне тоже жарко. И тяжко. Воспоминания начинают возвращаться. И хочется спрятаться во сне. Там, где всё так безоблачно.

На мне лежит нога Кирилла. Он сопит мне в шею. Как будто, это самое привычное, что может быть.

А его рука... Чувствую, как щёки, шею и уши начинает печь от прилившей к ним крови.

Его рука — у меня в трусиках. На лобке. Слегка шероховатая кожа его пальцев цепляется за мою нежную там кожу.

На мне — одни трусики... Но они есть.

Пытаюсь вспомнить, что вчера произошло. И не помню. Последнее воспоминание, как я начала плакать, как умоляла его остановиться.

Слёзы снова готовы политься из глаз. Но... Кирилл в одежде. И я отгоняю ненужную истерику, пытаясь понять по собственным ощущениям, был у меня секс или не было.

Проблема в том, что я не знаю — как это, когда секс был. Осознанных воспоминаний об этом у меня точно нет.

Кирилл вздыхает во сне... Переворачивается на спину. И просыпается.

Я поворачиваюсь в его сторону. Он — всего лишь голову, чтобы меня видеть.

— Ничего не было...

— Откуда ты знаешь, о чем я думаю? — слетает с моих губ.

— Ты бы своё лицо сейчас видела... - с этими словами резко срывается с кровати.

И... У меня ощущение, что он собирался пойти в другое место. Но по какой-то непонятной причине меняет свои намерения и движется к окну. За окнами — светло. Уже другой день.

— Ух, ты! Папкины псы пожаловали...

Следом раздаётся звон разбитого стекла.

— Чёт они резко-то так... - поворачивается в мою сторону.

И дёргается в сторону двери в комнату. Поворачивает рукоятку, запирая её. Я напрягаюсь.

— Не ссы... Не хочу, чтобы голую тебя видели...

У меня рот приоткрывается от такого его заявления. И весь ужас вчерашнего дня испаряется. Как будто ничего страшного случиться со мной не могло. Логика, конечно, весьма странная, но последние часы моей жизни явно не о ней.

— Одевайся, Маюш... Если не хочешь сисюньками перед толпой дядек трясти...

Мне вдруг дико хочется с ним поругаться. До хлопания дверями, швыряния в него всего, что попадает под руку, и крика, чтобы стекла в окнах звенели.

Но... Сначала