Долина кукол - Жаклин Сьюзан

– Да не хочу я домой, – заупрямилась Нили. – Пойми, не могла я вернуться к себе в комнату, ведь я так радовалась, когда уходила из нее утром. Даже на своем зеркале помадой написала: «„Гаучерос“ покоряют Бродвей!» Глаза бы мои не видели ее сейчас!

– Но, Нили, тебе нельзя здесь оставаться, а то совсем раскиснешь!

– Кто сказал, что нельзя? Я же не училась в шикарном Рэдклиффе и когда и где захочу в любую минуту могу позволить себе раскиснуть. И поскольку сейчас я здесь… – Слезы градом катились по ее лицу и капали на платье. – А-а-а… – Нили зарыдала еще громче. – Смотри… я в новом платье, а оно уже все в пятнах от слез. Как ты думаешь, оно окончательно испорчено?

– Ну-ка застегивай пальто. Не беспокойся, платье мы отчистим.

Энн наблюдала, как Нили послушно начала застегиваться, думая при этом, что чего-чего, но платья ей совершенно не жалко. Оно было просто ужасно. Энн вспомнила, как Нили впервые принесла его домой и как она стала убеждать ее, что нормальные люди не ходят на работу в платьях из фиолетовой тафты. На что Нили ответила, что Энн может поступать, как ей вздумается, но ей, Нили, необходимо выделяться среди остальных девиц во время репетиций, поэтому она его и купила.

Видя, что Нили не намерена уходить, Энн присела рядом c ней и сказала:

– Ничего не поделаешь, Нили, оставайся, если тебе так хочется. Но расскажи мне, пожалуйста, все по порядку и спокойно. Так почему ты не на репетиции?

– Энн, меня не включили в эту программу.

– Ты хочешь сказать, что «Гаучерос» не взяли?

– Ах, Энн, все было так отвратительно! Нас взяли, но не совсем…

– Ладно, давай c самого начала. Что случилось?

– Утром я пошла на репетицию, даже минут за пять до начала, в полном параде и c кроличьей лапкой в сумочке. После меня явился какой-то тощий педик со стрижкой ежиком и сценарием под мышкой. Затем пришли Дик и Чарли…

– Нили, говори самую суть!

– Да нечего говорить! Я рассказываю тебе все, как произошло. Значит, дальше пришли хористки. И вот тут-то я начала себя чувствовать как бедная родственница, несмотря на свое новенькое платье. Ты бы видела, как некоторые из них были разряжены. Человек шесть были одеты в настоящую норку, а на остальных красовались шубки из бобра и чернобурки. Все без исключения пришли в шубах, ни одна не пришла в пальто! И все прекрасно друг друга знали, кроме нас, конечно. А когда заявилась Дженнифер Норт, то можно было подумать, что нас осчастливила своим посещением сама Рита Хейворт! Помощник режиссера бросился к ней со всех ног, воркуя, как он рад, что она будет участвовать в его программе. Она опоздала на десять минут, а он вел себя так, как будто был вне себя от счастья, что она вообще соблаговолила зайти. Настроение у меня испортилось окончательно, видно было, что наша группа сюда явно не вписывается. Рядом c ними мы казались какой-то дешевой бродячей компашкой. К тому же Чарли плохо выбрился, и вид у него был такой, как будто он не брился неделю, а Дик в этот день еще больше походил на гомика, чем всегда. Мое же платьице стало казаться мне таким дешевым, будто я заплатила за него всего лишь десять долларов и девяносто восемь центов. Следующие пятнадцать минут они здоровались друг c другом, вспоминая все последние программы, где они выступали вместе. Даже мальчишки из хора прекрасно знали друг друга. И наконец прибыл режиссер. По-моему, он тоже гомосек.

– Нили, послушай… – сказала Энн, пытаясь скрыть свое раздражение. – Пожалуйста, говори о деле, что же все-таки c тобой приключилось?

– А я что делаю? Ни малейшей подробности не опускаю. Итак, величаво, как королева Англии, вошла Хелен Лоусон. Режиссер представил ее всем присутствующим как исполнительницу главной роли в спектакле и звезду всей программы. Он сделал это так торжественно, как будто рассчитывал, что мы сейчас все встанем и запоем «Звездно-полосатый стяг», наш гимн, или что-нибудь в таком же роде. Затем он подвел ее к нам и стал представлять ей тех, c кем она еще не была знакома. Когда очередь дошла до нас… – Тут Нили запнулась, и глаза ее вновь наполнились слезами.

– Ну так что? – настойчиво спросила Энн.

– Она кивнула Дику и Чарли в знак приветствия, а на меня даже и не взглянула, как будто меня там вообще не было. Скажу тебе, Энн, от нее так и веет холодом, как от айсберга. Потом она сказала, обращаясь к Дику и Чарли: «Ах да! Вы и есть те самые „Гаучерос“. Нам c вами придется вместе танцевать, и, поскольку вы будете меня крутить и подбрасывать, вам теперь надо получше питаться, особенно есть побольше шпината».

– Крутить и подбрасывать они, получается, будут ее?

– Вот именно. Ее, Хелен Лоусон. Но тут я встала, поздоровалась c ней и сказала, что в «Гаучерос» выступают трое, я одна из них и зовут меня Нили. Даже не взглянув на меня, она повернулась к режиссеру, сказала, что, по ее мнению, этот вопрос уже давно решен, и отошла от нас. Затем, минут через пять, режиссер отозвал Чарли в сторону, и они некоторое время о чем-то шептались. Похоже было, что режиссер собирается его выгонять, а Чарли оправдывается. Потом Чарли подошел ко мне и сказал: «Знаешь, Нили, они выбрали нас не для того, чтобы мы исполняли наш танец. Они хотят сделать комедийный номер-пародию на наш танец. Все действие происходит как бы во сне, и в этом сне мы должны будем подбрасывать героиню, то есть Хелен Лоусон».

– А что будет c тобой? – возмутилась Энн. – Ты же подписала c ними контракт.

Нили отрицательно покачала головой:

– Наши контракты всегда подписывает Чарли. И на этот раз в нем указывалась сама группа «Гаучерос», а не каждый исполнитель в отдельности. Контракт был заключен на пятьсот долларов в неделю. Из них по двести получали Чарли и Дик, а последняя сотня доставалась мне. Теперь Чарли обещает, что я все равно буду получать свою сотню, даже не выступая. Но я ему больше не доверяю. Если он сейчас так легко меня вышвырнул, неужели я поверю, что он будет мне платить? Кроме того, чем же я теперь должна заниматься? Сидеть в этой паршивой комнате и хандрить? Ведь я никого больше не знаю, всю жизнь я только и делала, что выступала.

– Да, ты права, все это действительно ужасно, – согласилась