Джанет Чарльз - Одесское счастье

– Тот писатель, которого ты мне посоветовала... Бабель.

– И как он вам? – обрадовалась я возвращению на безопасную почву.

– Это сильно. Боже мой! «Так вот – забудьте на время, что на носу у вас очки, а в душе осень. Перестаньте скандалить за вашим письменным столом и заикаться на людях. Представьте себе на мгновенье, что вы скандалите на площадях и заикаетесь на бумаге... Если бы к небу и к земле были приделаны кольца, вы схватили бы эти кольца и притянули бы небо к земле. А папаша у вас... Об чем думает такой папаша? Он думает об выпить хорошую стопку водки, об дать кому-нибудь по морде, об своих конях и ничего больше. Вы хотите жить, а он заставляет вас умирать двадцать раз на день. Что сделали бы вы?»

Я проглотила язык и посмотрела на мистера Хэрмона новыми глазами.  Этим-то мы, одесситы, и развлекаем себя: хорошей шуткой, которую не грех и повторить, интересным отрывком из прозы или стихотворения. Для нас это в порядке вещей. В школе всю дорогу приходилось декламировать тексты перед ерзающим от нетерпения классом. Я до сих пор помню стихи, которые зазубрила еще в восемь лет. Но и вообразить не могла, чтобы мой заграничный шеф вдруг начал вот так вот шпарить наизусть из «Одесских рассказов» Бабеля.

– «Вы хотите жить, а он заставляет вас умирать двадцать раз на день». Прямо как мой папаша, – горько сказал мистер Хэрмон с сокрушенным видом. Ну вылитый одессит.

                  * * * * *

Проработав год на фирме и откладывая в морозилку почти каждую копейку, я скопила достаточно, чтобы сменять нашу с бабулей халупу в спальном районе на приличную квартиру в центре. Найти такую оказалось несложно через отток евреев, смывавшихся в Германию или в Израиль. Очень многие с легким сердцем навсегда оставляли за кормой свое одесское жилье, как и былье. В нашей новой квартире имелась отдельная спальня, а еще паркетные полы, высокие потолки и большие-пребольшие окна. В красивой обстановке и на душе красивеет.

Мама дорогая, как же ж нам свезло с этим местом! Рядом и парк Шевченко, и море с пляжем. А как же ж легко мне было дошагивать до работы и обратно пешочком, безо всякого общественного транспорта! Чтоб вы знали, автобусы в Одессу накупили из-под западных стран, где их списали в утиль, вконец изъездив. В некоторых таких автозатиражках, надышавшись гарью, пассажиры стравливали харч, а то и теряли сознание. Нищета, она и душит, и даже насмерть убивает. Древние разбитые автобусы громыхали по таким же улицам, которые тоже никто не ремонтировал. Длинная дорога здорово укорачивала жизнь. Но не только через пешую доступность офиса я с радостью покинула наш старый дом. Меня очень радовало, что Олю можно больше не ждать. Сюда-то она точно не заявится.

Мы с бабулей упаковали мамины модные журналы, ветхие полотенца и расческу, в которой запутались ее волоски. Собрали вообще все, к чему мама прикасалась. Фотографий после нее осталось всего несколько. Я положила их в свою сумочку, чтобы точно не потерять. Сняла со стен небольшие подаренные Олей картины и завернула их в простыни. По ним  прослеживался путь становления подруги в качестве художницы: от школьных натурных зарисовок к неоклассическому сюрреализму и готическому китчу. Нашлась даже книга, которой я ей не угодила пять лет назад. Мы всегда обменивались подарками под Новый год. Помню, она вручила мне очередной рисунок, а я ей эту самую книгу с видами Албании. Оля глянула и запустила томик мне в голову. Свезло мне, что успела пригнуться.

– Прекрати вжучивать мне чертову макулатуру!

Разве можно ее винить? Мы ведь росли не абы где, а в Советском Союзе, и каждый Новый год, каждый день рождения, каждое восьмое марта я сама дарила и получала книги. Не имея денег и живя в государстве, где в магазинах шаром покати, что еще друг дружке дарить? Книги же были дешевы и доступны.

Уехать из страны при всем желании мало кому удавалось. Так что оставалось делать? Как еще путешествовать? Через книги. Потому-то одесситы и начинали чуть не каждый разговор словами «я тут прочитал...» или «недавно писали...». Мы не могли отправиться куда глаза глядят, зато могли читать сколько влезет. «Я тут прочитал, что Библия – это пересказ пересказа пересказа, а следовательно никто не поручится за достоверность библейских историй». «Недавно писали, что София скоро станет новым Парижем». «В предисловии утверждается, что Эдгар Аллан По – самый популярный поэт из прошлого». Наши полки были уставлены непрочитанными из-за нехватки времени романами про дальние страны, в которые нам не было ходу. Только страна иронии не имела границы на замке. Чтобы заглушить в себе тягу к перемене мест и тоску по лучшей жизни мы шутили. И теми шутками превратили Одессу в столицу юмора Советского Союза. Бывшего.

 Ойц! Я упаковала книгу об Албании и еще много других вещей, которые лучше бы оставить позади.

Наш новый район был застроен опрятными пятиэтажками. Дом был окрашен в охристо-желтый цвет. Этот теплый оттенок вкупе с ветвистой глицинией и небольшим колодцем делал дворик очень уютным. Здесь было близко до всего: до моей работы, до Привоза, до поликлиники, до пляжа и до бабулиных друзей. Сдается мне, я подсознательно готовила свой отъезд и хотела облегчить бабуле жизнь, чтобы она без меня не шибко мучилась. И вполне сознательно рисовала себе отношения с Уиллом. Теперь у нас имелась спальня, куда его положить, если вдруг таки нагрянет в Одессу. Я не сказала бабуле, что он пригласил меня в гости. И никому не сказала. Как же ж я скучала за Олей! Хотелось с ней посекретничать об Уилле и об том, что я собираюсь к нему в Америку. Спросить совета насчет новой квартиры. Поделиться с подругой счастьем. Я дала маху, когда свела ее с мистером Хэрмоном. Оля мне самой была нужна.

Я не сомневалась, что бабуля обрадуется, когда Уилл пришлет мне билет в Штаты. Она без конца мне влечивала, что я должна уехать в заграницу, и подстрекала закадрить жениха на агентских смотринах. Уговаривала, чтобы я побыстрее вышла замуж и родила детей, и считала, что на одесском брачном базаре меня никто не захочет – какому мужчине понравится, чтобы женщина и работала и получала больше, чем он? Возможно, феминист с Запада не стал бы возражать, но в Одессе феминисты не водятся.

                  * * * * *

Оля не появлялась в офисе три дня. Вита и Вера донесли, что ее дети заболели ветрянкой. Я беспокоилась за малышей, но радовалась, что она не может прийти. Мы с мистером Хэрмоном без помех трудились бок о бок и перелопатили за неделю больше дел, чем обычно сворачивали за целый месяц. Это было зачетно.

После работы на фирму я отправилась в «Совет да любовь». Перед офисом стоял «Мерседес», к которому привалился жилистый мужик в черном. Я слабо понадеялась, что крутой автомобиль принадлежит начальнице, но сильно испугалась, что Станиславские все же пронюхали об ее успешном бизнесе и решили отхватить свою долю. С каждым шагом испуг крепчал. Может, Валентина Борисовна и могла бы позволить себе такую машину, но уж точно не такого боевитого шофера с «калашниковым».