Нина Бодэн - Знакомые страсти

— Да.

— Удачи вам в «Валлийском барашке».

— Спасибо.

— Там довольно вкусно готовят. Особенно домашние супы. И есть маленький бар. — Он помолчал, смущенно кашлянул. — Если задержитесь там, скажите хозяевам, что я, возможно, заскочу сегодня вечером. После ужина, — он неуверенно улыбнулся. — Я, как правило, бываю там по субботам, когда приезжаю сюда.

— Скажу.

Малышка включила зажигание и нажала на педаль. Филип проговорил еще что-то, чего она не разобрала, однако улыбнулась и задним ходом повела машину в ворота, разбрасывая гравий. Сделав знак большими пальцами, что все в порядке, Филип побежал к своей машине, и, когда он проезжал мимо ворот, она крикнула ему:

— Может быть, увидимся!

Хотя Филип улыбнулся ей, Малышка поняла, что он ничего не слышал. Как только дорога освободилась, она включила первую скорость и лихо выехала из ворот, едва не зацепившись за них.

Поначалу она была счастлива с Джеймсом в постели; и во время медового месяца, и еще несколько месяцев радовалась, восхищалась, удивлялась физическому наслаждению, кричала: «Как хорошо, как хорошо, пусть так будет всегда!» Но однажды ночью Джеймс сказал, мило улыбаясь: «Прости, гусишка, не могу больше, мне не так-то легко, любому мужчине нелегко иметь дело с девственницами». И ей вдруг стало стыдно за свою дурацкую восторженность, за махание руками, словно она неловкая девчонка на хоккейном поле, за пот и стоны. Когда они в первый раз занялись любовью после рождения Пэнси, Джеймс похвалил ее, мол, теперь ему гораздо сподручнее, но, как Малышка ни старалась ответить на его желание, она напряглась от стыда и появившаяся было влага мгновенно высохла. После этого секс ей нравился, только когда она напивалась, и она приучила себя не думать о нем.

Или думала, что приучила. В «Валлийском барашке», забравшись перед ужином в горячую ванну, она с удивлением и радостью обнаружила, что может возбудиться и без допинга, когда нежно ласкала себя, но так, чтобы не довести до оргазма. Ей было приятно вновь почувствовать себя сексуальной, открытой для любви. С физическим удовольствием к ней вернулось ощущение сияющей чистоты, здоровья, спокойного счастья, когда все кругом радует душу: маленький паб с настоящим камином в баре, прелестная спальня с окном, выходящим на церковный двор, теплая ванная с розочками на обоях, вкусные ароматы, поднимающиеся из кухни на первом этаже. Все вокруг стало совсем другим, подумала Малышка, многообещающим. Впереди ужин, приятный вечер, вся жизнь. Ей казалось, что радость бежит у нее по жилам, как электрический ток. Интересно, почувствовал ли что-нибудь Филип Ньюхауз, когда коснулся ее руки? Малышка даже застонала от счастья и на мгновение с головой погрузилась в горячую воду, пуская радужные пузыри. Вынырнув, она вылезла из ванны и надела халат. Разглядывая в зеркале свое пышущее здоровьем лицо, Малышка не без иронии произнесла:

— Что ж, старушка, выглядишь ты неплохо.

Сначала ей захотелось надеть зеленое с большим вырезом вязаное платье, но, едва глянув на себя, она торопливо сняла его и натянула шерстяную юбку и белый свитер. Так, пожалуй, лучше для ужина в одиночестве, да еще в деревенском пабе. Ведь ей в самом деле хотелось побыть одной, тихо посидеть часок-другой у камина, недаром она прихватила с собой «Войну и мир», «Страх перед бегством», а так как ехала в Шропшир, то еще и «Собрание стихотворений» Хаусмена[4]. Что взять в бар? «Страх перед бегством» слишком эротическое чтение, к тому же бестселлером не стоит щеголять на публике, а «Войну и мир» следовало прочитать уже давно! Возьмет-ка она Хаусмена. Однако, устроившись в баре со своим кампари с содовой, Малышка осталась недовольна собой — не нашла ничего лучше, как читать стихи в баре — и купила четыре открытки с видами «Валлийского барашка», чтобы послать мафочке и детям. Адриану, Эйми и Пэнси она написала одинаково: решила отдохнуть несколько дней по пути к тете Флоренс и остановилась в «прелестном пабе». Мафочке было доложено, что погода стоит прекрасная, места удивительные и почти не изменились, разве что люди другие. Добсонов на ферме давно нет.

Ужин подали в половине восьмого. Из-за сумрака, густых запахов, коллекции птичьих чучел под стеклом на массивном буфете красного дерева столовая немножко напоминала склеп, однако еда была отличная: суп из кресс-салата с мускатным орехом и сливками и цесарка с жареной картошкой и салатом-латуком с эстрагоном. Жуя с нарочитой медлительностью, наслаждаясь каждым глотком, Малышка думала о том, появится или не появится тут после ужина Филип Ньюхауз. Когда у нее вдруг громко забилось сердце, она подумала: вот смешно! Забавно было представлять, что она влюблена в него (а почему бы и не позабавиться немного?), в кого угодно. Наверно, в старой сказке о принцессе и заколдованной лягушке есть кое-какой здравый смысл. Все зависит от настроя. А там первое же живое существо (первая лягушка, которую поцелуешь) обязано стать принцем!

Правда, Малышка еще не поцеловала Филипа Ньюхауза. Будь тут мафочка, она бы точно сказала: не говори гоп, пока не перепрыгнешь! Когда они поехали в Уэстбридж за вещами, из какой-то не совсем понятной скромности Малышка оставила свои противозачаточные таблетки в тумбочке около кровати. Правда, с ней была мафочка, которая помогала ей и наблюдала за ней, а Малышке не хотелось, чтобы та подумала, будто она уже планирует обзавестись любовником! На самом деле она оставила таблетки, так как знала, что Джеймс проверит, взяла она их или не взяла!

У Малышки вырвался смешок, и она сделала вид, будто закашлялась. Кроме нее, в столовой была еще одна пожилая чета, пухлая женщина в ярко-красном платье и пухлый мужчина, которые обедали в хмуром молчании — давно надоевшие друг другу супруги. Мужчина стал ковырять в зубах, но, когда Малышка рассмеялась, искоса глянул на нее и убрал зубочистку. Думая о том, спит ли он еще со своей женой и насколько может быть хорош в постели, Малышка одарила его улыбкой.

После обеда она отправилась в бар и устроилась возле камина, заказав себе виски. Ей было уютно и спокойно сидеть, наблюдая, как двое мужчин играют в «дротики», и прислушиваясь к тяжелому, словно замедленному тиканью старых часов на стене. Она решила подождать до девяти. А потом пойдет к себе, ляжет в постель и почитает «Страх перед бегством». Ждать дольше несолидно. Хотя кто знает, ждет она или не ждет. В конце концов, ничего особенного нет в том, что она сидит около камина, переваривает обед и дремлет. Абсолютно нормальное поведение! Наоборот, было бы ненормально, если бы она так рано удалилась к себе спать. Пожалуй, надо будет подождать подольше, скажем до половины десятого, и заказать еще одну порцию отличного виски. Ведь за обедом она не пила вина, так что никакой мешанины не получится. Лучше виски, чем снотворное, но даже если не лучше и даже если виски плохое, у нее все равно есть право, коли хочется, сидеть в баре и пить сколько душе угодно. И нечего оправдываться. Это из-за папули с его пуританским отношением к алкоголю она чувствует себя виноватой. Он-то никогда не позволял ей ничего, кроме одной рюмки хереса, пока она жила дома, и даже когда она вышла замуж, ему ни разу не пришло в голову предложить ей вторую рюмку. Впрочем, папуля и сам не пил в отличие от мужа Гермионы. Мафочка сказала, что Гермиона боялась Гилберта. Все время следила, как он и что он, и боялась чем-нибудь его спровоцировать. Это-то Малышке было понятно: то же самое она сама испытывала рядом с Джеймсом. Теперь-то в этом можно признаться. Неужели всего лишь совпадение то, что она вышла замуж за такого же человека, что и Гермиона? Или в этом есть что-то наследственное? Наверное, так же, как ее родную мать, Малышку влекли к себе мужчины с необузданным нравом.