Измена. Верну тебя любой ценой (СИ) - Барских Оксана

Я беру в руки плюшевую свинку и демонстративно прижимаю ее к груди. Племянница же деловито подносит к кровати стул и, не слушая причитаний матери, ловко карабкается ко мне, устраиваясь осторожно рядом. Глядит на меня широко раскрытыми глазенками и постоянно смотрит на мой живот.

– Тетя Люба, а у тебя товже будет лебеночек?

Ее вопрос пропитан детской непосредственностью, но я цепенею, застигнутая врасплох. Поднимаю взгляд на Ульяну, чувствуя собственную беспомощность, но сестра шокирована не меньше меня.

Ребеночек…

Разве могла я ожидать от невинного дитя такой сложный и одновременно тяжелый вопрос?

– Карина, не задавай такие вопросы. Тете нельзя волноваться. Откуда ты это вообще взяла? – одергивает дочку Ульяна, но правду говорят, что детские уста – отражение того, о чем говорят в семье.

– Я слышала, как вы с папой лугались, что у дяди Саяна лебенок лодится, что у меня блатик появится, – лопочет виновато Карина, чувствуя, что мать ею недовольна. Но дует губы, не понимая, что делает не так. Ведь она говорит именно то, что услышала.

На мои глаза наворачиваются слезы, и я прикрываю их, стараясь дышать ровнее. Чувствую прикосновение детской ладошки на щеке и вынужденно открываю глаза.

– Не плакай, тетя Люба. У тебя лебеночек сколо будет, а у меня блатик, плавда вже?

У меня перехватывает дыхание, и я перестаю дышать. В груди ноет и сжимается жгутом сердце, ребенок ждет от меня ответа, а я молчу. Меня будто ледяной водой окатывают, и я не могу выдавить из себя ни слова. Вижу только боковым зрением, как Ульяна отшатывается и закрывает ладонями рот. Бледнеет, вся трясется, что дочка ляпнула мне такое в лицо.

– Карина, иди в коридор. Там папа ждет. А тете Любе надо отдыхать, – сипло выдавливает из себя Ульяна, торопливо стаскивает дочь с кровати, а я не препятствую.

Моих моральных сил уже не хватает на улыбку, и я держусь из последних сил, чтобы не разрыдаться. Но не могу сделать этого при ребенке, поэтому сижу как восковая фигура, практически не двигаюсь.

– Ну ма-ам! – капризничает Карина, но я наконец выдыхаю и смотрю на нее снова.

– Ступай, маленькая, – киваю я, стараясь скрыть предательскую дрожь в голосе. – Проверь, что там делает папа. А мы пока с твоей мамой поболтаем.

Варя, глянув на меня, всё же послушно кивает, спрыгивает на пол и выскакивает из палаты, и мы с сестрой остаемся наедине. Мне становится дурно, подташнивает, и я снова принимаю горизонтальное положение.

– Прости, я не думала, что Карина такое ляпнет. Не сердись на нее, она всего лишь ребенок, – шепчет Ульяна после затянувшейся паузы.

– На нее я не сержусь, она ни в чем не виновата. Карина повторяет слова взрослых, только и всего, – флегматично отвечаю я и поворачиваю к ней голову.

Ульяна выглядит подавленной. Бледная, под глазами синяки, губы дрожат. Будто ночь провела в тревогах. Я же не чувствую ничего, кроме безразличия. Все слова между нами были сказаны, точки над ё расставлены, и она не может сказать мне ничего из того, что бы я не знала.

– Прости, – снова извиняется она, будто это может что-то изменить. – Как ты? Доктор что говорит? Саян рассказал нам, что у тебя был выкидыш.

– Это не выкидыш, Ульяна, – поправляю я ее, чтобы она называла вещи своими именами. – Это убийство.

Наши взгляды встречаются, и она осекается. Долго молчит, нервно перекатываясь с пятки на носок. Всегда так делает, когда сильно нервничает.

– Всё будет хорошо, ты всё еще можешь иметь детей.

Я молчу. Не отвечаю ей. Она не тот человек, с которым я готова поделиться своим горем. Больше не тот.

Я отворачиваюсь, разглядывая небо за стеклом, а вот Ульяна сдавленно всхлипывает. Не реагирую. Мне всё равно.

– Я не думала, что так выйдет, Люба, – шепчет она спустя минут пять, будто оправдываясь. – Клянусь, Люба, я не хотела тебе зла.

– Но вышло иначе, – сухо констатирую я.

Не сказать, что виню ее и делаю ее в своих же глазах лютым монстром, но ее предательство всё еще осязаемо, горчит на языке, и я не готова вести себя с ней, как раньше. Закрывать глаза на двойственное поведение и интриги за моей спиной. А уж теперь… после потери ребенка… и подавно.

– Тебе что-нибудь нужно? Я привезла тебе сумку вещей, могу остаться, помочь…

– От тебя мне ничего не нужно!

– Зачем ты так? Ты моя сестра, и я хочу…

– Сестра? – усмехаюсь я и наконец снова смотрю ей в лицо. – Где же ты была, “сестра”, когда твои новые родственнички лишили меня ребенка?

Она отшатывается, увидев мой взгляд. Осознает в кои-то веки, что я не притворяюсь. Не капризничаю и не набиваю себе цену. А правда больше не хочу ее ни видеть, ни слышать.

– Хочешь помочь? – равнодушно спрашиваю я, разглядывая ее бледное лицо. Оно больше не кажется мне родным, все чувства к ней словно умирают разом. – Тогда собери все мои вещи и документы в чемодан и сумку, привези сюда. Ключи в тумбе.

Киваю вправо и прикрываю глаза. Намекаю, что разговор окончен.

Я слышу ее дыхание, взволнованные хаотичные движения, пока она неуверенно топчется рядом и всё никак не уходит.

– Т-ты м-можешь п-пожить у н-нас, – заикаясь, все-таки выдавливает она, переступает через себя.

– Приглашаешь? – усмехаюсь я, догадываясь, что это последнее, чего она хочет.

– Если тебе некуда больше идти… Родион… не любит… гостей…

Голос ее звучит неуверенно, а я едва не смеюсь, когда у меня спустя столько лет открываются глаза. Все эти годы она знает, что ее муж неспроста так странно ведет себя со мной.

Ульяна замолкает, и я тоже молчу. Открываю глаза, наши взгляды скрещиваются в воздухе, но мое открытие остается не произнесенным вслух. Мы обе не ломает то хрупкое, что между нами еще осталось.

– Я уезжаю из города, Ульяна. И если в тебе осталось хоть что-то сестринское ко мне, то ты привезешь мне мои вещи и никому не скажешь об этом.

Она кивает и направляется к выходу, но перед самой дверью поворачивает голову и, не глядя на меня, добавляет:

– Я надеюсь, когда-нибудь ты меня поймешь, Люба.

Когда дверь снова закрывается, я окончательно остаюсь одна.

Впадаю в какое-то оцепенение, проваливаюсь в дрему и только раз чувствую, словно кто-то вошел. Чужие теплые прикосновения к голове, поглаживая по волосам. Сквозь сон я тянусь к этой ласке и даже улыбаюсь. Мне становится чуточку легче, но когда я просыпаюсь вновь, за окном темно-серая марь. Даже не заметила, как проспала до самого вечера.

Словно почувствовав мое пробуждение, вскоре скрипит дверь и в палату входит Денис Царёв. Тот единственный, кого я хотя бы рада видеть.

Проводит осмотр, расспрашивает меня о самочувствии и только в самом конце задает вопрос, который я так ждала.

– Ты подумала о моем предложении, Люб?

– Подумала.

– И что решила?

Я медлю, не спешу с ответом, хотя у меня было время подумать и я приняла решение. Царёв прав, я хороший акушер, и такая возможность, которую он предлагает, выпадает нечасто.

А в этом городе… меня больше ничего не держит.

– Я согласна.

Глава 26

Ульяна сдерживает слово. Привозит чемодан с моими вещами в ту же ночь. Денис забирает мои вещи, а от встречи с ней я отказываюсь. Между нами поставлена точка, нет нужды ворошить и пытаться воскресить мертвые чувства.

Из больницы мы с Царёвым уезжаем среди ночи. Я боюсь, что если Саян узнает, то не даст мне уехать. Ни за что не отпустит. А у меня нет никаких сил, чтобы снова посмотреть ему в лицо. Видеть ту же боль, что переполняет и меня.

Как бы я не ненавидела его сейчас, не обманываюсь. Знаю, что Саян меня любит. И от этого мне только хуже.

Было бы гораздо легче, если бы мы были друг другу безразличны. Если бы с легкостью отпустили наше прошлое и с легким сердцем шагнули в будущее.

Когда к клинике подъезжает такси, Царёв загружает в багажник наши чемоданы, а вот я в последний раз оборачиваюсь и смотрю на место, которое было единственным нашим с мужем детищем.