Грешники (СИ) - Лель Агата

— Да ладно, а как же Королёва? Всё, неземная любовь прошла? Быстро ты переобуваешься, — пытаюсь обойти его, но он не пускает — швырнув окурок в сторону, хватает меня за рукав куртки и на удивление нормально так:

— Брось, Вик, ну чё ты, нормально же всё было. Конечно, то, что ты с этим уродом кружилась — западло, но я, впрочем, тоже не святой, так что оба накосячили. Давай сделаем вид, что не было ничего.

— Ты в своём уме, Рус? — резко выдёргиваю руку. — Да я каждый день ругаю себя последними словами, что когда-то с тобой связалась. Никогда и ни за что, понял? Без вариантов.

— Ты дура или как? Он же свалит скоро. Попользует тебя ещё пару раз и уедет, а я второй раз предлагать не буду.

— И это лучшая новость за сегодняшнее утро. Дай пройти, из-за тебя опоздаю, — всё-таки умудряюсь улизнуть, оставив его мёрзнуть на ступеньках дальше.

Чувств нет, ушли, как будто ничего никогда и не было. Как отрезало. Спасибо Саше, что раскрыл мне глаза.

— И что, хочешь сказать, что он лучше, чем я? — летит в спину.

— Да ты ему в подмётки не годишься, — и не могу сдержаться, чтобы не поддеть: — во всех смыслах. Ну, ты понимаешь, да?

Ужасно тупо, знаю, но очень хочется его уколоть, задеть побольнее. Может, потому что чувствую свою безнаказанность, знаю, что Саша не даст меня в обиду. И Рустам это понимает, потому не решается пересечь грань, и уж тем более кишка тонка поднять на меня руку, понимая, что ответка не заставит себя долго ждать.

Но это пока Саша здесь, а что будет, если он всё-таки уедет и оставит меня здесь одну… Вот что будет тогда?

Ответ на поверхности — едва сомкнутся двери вагона поезда, Самбуров отыграется на мне по полной. Припомнит всё, каждое унижение, каждое высказанное вслух оскорбление. И мне страшно думать об этом, потому что я как никто знаю, на что способен этот придурок в гневе.

Но ведь Саша не уедет! Он не может, остался же… Или заберёт меня с собой. Если он захочет — я брошу здесь всё: шарагу, квартиру, работу, друзей и уеду с ним в Москву. Не потому что Москва, а потому что он.

— Что, опять Самбуров припёрся на мозг капать? — встречает меня у входа Катька. — Когда отвалит уже.

— Спрашивает, что у меня с Сашей, представляешь.

— А кто такой Саша? — внедряется в разговор Самсонова — наша любопытная одногруппница. И вот тут нам стоило бы промолчать, потому что Самсонова подруга Королёвой, к тому же у них когда-то что-то было с Самбуровым, и она до сих пор по нему сохнет, это все знают.

Надо было промолчать, но настроение у меня такое сегодня — противно-пакостное.

— Саша — парень мой новый. Вернее, как парень — мужчина, тридцать четыре года. Майор, в горячих точках служил.

— Ого, нифига, — даже присвистнула. — И кто такой? Я его знаю?

— Нет, — стараюсь говорить как можно равнодушнее: — Он москвич. Приехал по делам в нашу дыру.

— Из Москвы-ы? И что, тебя с собой заберёт, что ли?

— Само собой! Может, придётся шарагу бросить, мы ещё об этом не говорили. Нам как бы это, — поддаюсь вперёд и подмигиваю, — не до разговоров. Ну, ты поняла.

Поняла, по глазам вижу. Самсонова спит и видит как бы в столицу перебраться, только вот никто не зовёт. Нажила я в её лице ещё одного врага… но так хотелось похвалиться.

— А Рустам знает о твоих планах?

— Ещё перед всякой швалью я не исповедовалась, — брезгливо морщусь, бросив взгляд на залапанное окно — всё стоит, курит. — Самбуров — самое отвратительное, что со мной происходило в жизни. Мечтаю уже поскорее уехать из этой клоаки со своим мужчиной и забыть всё как страшный сон. Особенно, — киваю на улицу, — этого урода. Пошли, Кать.

Беру Рогачову под руку и буквально лопатками ощущаю офигевший взгляд Самсоновой.

— Жёстко ты, — шепчет Катька, — передаст же Рустаму, как ты его называла и вообще.

— Да и пофигу, пусть передаёт.

— Смело. А… Саша что, реально тебя в Москву заберёт?

Мне кажется, или в её голосе мелькнули нотки плохо скрытой зависти?

— Заберёт, конечно. Ты сомневаешься?

Не знаю, кого я пытаюсь обмануть — Катьку или саму себя, но больше всего на свете я хочу в это верить. В Москву, в Африку к бабуинам, за полярный круг — плевать куда, главное, с ним.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Осталось самое сложное — убедить Сашу, что я нужна ему не меньше.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Часть 31

Саша

— Один до Москвы, — наклонившись, говорю в крошечное окошко кассы вокзала.

Полная оператор в туго обтянутой форме РЖД вбивает в компьютер данные, не забывая при этом стрелять на меня подозрительным взглядом:

— А не вы вчера билет туда же покупали?

— Я.

— Опоздали?

— Ну… типа того. Спасибо, — забираю прямоугольный картонный клочок и спешу ретироваться подальше от дурацких вопросов.

Это на самом деле уже смешно. И нелепо. Да это полный идиотизм! Но не будешь же объяснять постороннему человеку, что всё из-за девчонки.

Не знаю, что творится со мной в этом городе, я как будто вернулся на десять лет назад, когда и ума поменьше и бьющего через край тестостерона побольше. Я словно тупею рядом с ней. От неё. Тот самый случай, когда разум понимает, что история гиблая и точно, вот на все сто процентов не будет иметь никакого продолжения, а сердце и всё остальное тянет туда, обратно, в наспех прибранную ради меня квартиру.

Вика, Вика, что ты со мной творишь…

Перед Варей неудобно и соседи реально косятся. Утром, когда прогуливал пробежку в подъезде, старушка из квартиры напротив выводя на улицу своего плешивого пуделя одарила меня таким осуждающим взглядом… Ещё под нос пробурчала, что устроили Содом и Гоморру. "Прошмандовка эта совсем стыд потеряла, мужиков взрослых домой водит".

Но не будешь же затыкать рот пожилому человеку. И по сути со стороны всё выглядит действительно довольно однозначно. Пожил, потом изчез — выводы о Вике будут нелестными.

Завтра я уезжаю. Точка. Пора уже разрубать этот Гордиев узел, так действительно будет лучше для нас обоих. Первый раз оставило исключительно чувство ответственности — подкинул девчонке проблем и свалил, ну разве это дело? Второй раз — оно же, я не мог бросить её одну в таком состоянии, никак.

Третьего, увы, не будет. Завтра я сяду в этот поезд. Как бы мне того в глубине души и не не хотелось.

Погода выдалась сегодня отвратительная — ветер такой, что продувает насквозь. Промозглый, колючий. А ещё мороз, вчерашние лужи прокрались корявой ледяной коркой. Уж по чему я точно не буду скучать, так это по местному климату. Но Вика… по ней скучать буду. И по нашим пикировкам по утрам, и по ночам под одним одеялом…

Тот я, десятилетней давности, точно бы не смог устоять и наплевал на мораль ещё несколько дней назад, но сейчас просто не имею на это права. Несерьёзно же вестись на провокации девятнадцатилетней девчонки! Ну что у меня, баб мало было, что ли?

Хотя таких как она — не было… И когда она вернётся вечером со смены из этой своей забегаловки, снова начнётся проверка на прочность.

Надо было всё-таки брать билет на сегодня, но я снова смалодушничал, отвоевав у самого себя ещё одни сутки.

Последние, рядом с ней.

— Эй, слышь, мужик! — окликает кто-то за спиной, но оборачиваться я не спешу.

В этом городке на отшибе мира полно маргиналов: торчки, бывшие заключённые — "благодаря" находящейся неподалёку тюрьме, просто не самые устроенные в жизни парни, которым не повезло покинуть эту утопию. Обычно они сбиваются в шайки и легко выходят по трое, четверо, а то и десятером на одного. И всё ради пачки сигарет или полупустого кошелька.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Вике нельзя здесь оставаться. Здесь она просто пропадёт.

— Эй, уши заложило?

Ну хочет человек проблем, о'кей. Останавливаюсь и медленно оборачиваюсь: позади, шлёпая лёгкими кедами по коркам льда идут четверо. Все как один в кожаных куртках, руки спрятаны в растянутых карманах. В центре Викин бывший. Ну кто бы сомневался.