Репутация плохой девочки - Эль Кеннеди

ты в порядке, — уверяю я его. Я бы предпочла, чтобы разговор не был сосредоточен на мне. — Скажи мне, на какой самый странный вызов ты ездил?

Харрисон размышляет, глядя в свой бокал с вином, пока вращает его маленькими кругами на столе у основания.

— Ну, был один такой. Вторая неделя на работе. У меня все еще есть наставник, этот парень Митчем, который, если представить себе недовольного учителя математики с пистолетом, в значительной степени попадает в точку. С той секунды, как мы встретились, он хочет моей смерти.

Я издаю слишком громкий смех, который тревожит соседние столики и заставляет меня прятаться за салфеткой.

— Я серьезно, — настаивает Харрисон. — Я не знаю, что это было, но я зашел в кабинет босса перед своей первой сменой, и Митчем был там и смотрел на меня так, будто я обрюхатил его дочь.

Я не могу представить, чтобы кого-то отпугнуло первое впечатление Харрисона.

Опять же, я никогда не была в восторге от копов в этом городе, так что, возможно, это все объяснение, которое должно быть.

— Нас вызывают в этот дом в Белфилде, — продолжает он. — Диспетчер сообщает, что у пары соседей какой-то спор. Итак, мы прибываем на место происшествия и обнаруживаем двух пожилых мужчин, которые ругаются друг с другом во дворе. Мы с Митчем разделяем их, чтобы узнать их истории и быстро понять, что в тот день они оба рано начали прикладываться к бутылке. Они спорили из-за газонокосилки или почтового ящика, в зависимости от того, кто из них говорит. Ничего особенно интересного, но у них обоих есть винтовки, которыми они размахивали, и кто-то сделал несколько выстрелов.

Я пытаюсь предугадать, к чему приведет эта история, когда Харрисон качает головой, как бы говоря: «Даже не пытайся».

— Митчем спрашивает одного парня, почему бы тебе не убрать оружие? Он говорит нам, что взял свое только потому, что его сосед взял свое. А другой сосед говорит, что он взял свое только после того, как второй посадил аллигатора на его крышу.

— Что? — Я издаю еще один тревожный звук, который разрушает весь ресторан, хотя сейчас я слишком занята, чтобы чувствовать раскаяние. — Настоящего аллигатора?

— Этот мужчина пытался сбить его, представь себе. Закачивая патроны в собственную крышу, стены, куда угодно. Мы даже не можем быть уверены, что все они учтены — слава богу, мы никогда не получали сообщений о шальных пулях.

— Как он вообще туда попал? — Спрашиваю я.

— Оказывается, парень работает на телефонную компанию. Он ехал за рулем на работу, когда нашел этого аллигатора посреди дороги. Во время обеденного перерыва он решил отвезти его домой и бросить это бедное животное там, хотя я ни за что на свете не могу представить всю эту ситуацию. Оказывается, в то утро у них была стычка, которая ускорила ответный удар.

— Я почти восхищаюсь этим парнем, — признаю я. — У меня никогда не было обиды, которая оправдывала бы библейскую чуму. Я думаю, мне нужно найти лучший класс немезиды.

— Но пойми это. Митчем, такой милый парень, говорит мне, что я должен забраться туда и спустить аллигатора.

— Ни за что.

— Теперь вспомни, это мое первое задание, и если этот парень вернется в отделение и скажет, что я не справился с этим, меня могут навсегда отправить в архив. Так что у меня нет особого выбора. Тем не менее, я спрашиваю, разве мы не должны вместо этого вызвать контроль за животными? И он говорит мне, извини, малыш, ловцы собак работают только на земле.

— Вау. — Я, честно говоря, ошеломлена. Не то чтобы я не знала, что копы — сволочи, но это какое-то дерьмо. Поговорим об огне по своим.

— Что ты сделал?

— Короткая версия, — говорит он с взглядом затравленного человека, который многое повидал, — включает в себя лестницу, рибай, немного веревки и около четырех часов, чтобы спустить эту штуку.

— Черт возьми, Харрисон, ты мой герой. Выпьем за защиту и службу, — говорю я, чокаясь своим бокалом с его.

Мы доедаем половину первых блюд, прежде чем ему надоедает доминировать в разговоре, и он снова пытается перевести разговор на меня.

На этот раз тема — моя мать.

— Еще раз прошу прощения, — говорит он. — Должно быть, это все еще трудное время.

Его утешительный тон напоминает мне, что я все еще притворяюсь, играю роль, которую я написала, человека, которым я должна быть: скорбящей дочери, все еще оплакивающей свою дорогую маму.

Чего мне никогда не приходилось делать с Эваном.

Черт. Несмотря на все мои усилия, мысли о нем проникают через швы. Он единственный человек, который понимает мои самые мрачные мысли, который не судит и не пытается препарировать меня. Он понимает, что пустое место, где все остальные хранят своих матерей в своих сердцах, не делает меня плохим человеком. Несмотря на все наши недостатки, Эвану никогда не было нужно, чтобы я была кем-то, кроме самой себя.

— О, это выглядит хорошо.

Кстати, о чертовом дьяволе.

Совершенно ошеломив нас, Эван внезапно ставит стул за наш стол и садится между мной и Харрисоном.

Он хватает гребешок с моей тарелки и отправляет его в рот. Его дерзкий взгляд скользит по мне с самодовольной ухмылкой.

— Привет.

Невероятно.

Моя челюсть не знает, опускаться или сжиматься, поэтому она чередуется между двумя несопоставимыми движениями, я уверена, заставляя меня выглядеть расстроенной.

— Ты не в своем уме, — рычу я.

— Принес тебе кое-что. — Он кладет Blow Pop на стол, затем оценивает меня с почти непристойным интересом. — Ты хорошо выглядишь.

— Нет. Не делай этого. Иди домой, Эван.

— Что? — говорит он с притворной невинностью. Он слизывает лимонное масло из его пальцев. — Ты высказала свою точку зрения. Я пришел, чтобы вытащить тебя из этого заносчивого кошмара.

Он выделяется среди других посетителей, одетый в черную футболку и черные джинсы, волосы развеваются на ветру, и от него пахнет выхлопными газами мотоцикла.

— Давай. — Харрисон, к его чести, спокойно воспринимает это вмешательство. Немного смущенный, когда он вопрошает меня глазами,