Елена Арсеньева - Семь цветов страсти

Чак успел сорвать хрустящую бумагу и шутливо выставил вперед огромный букет алых роз, пряча за ним лицо. Дикси не взяла цветы, сраженная давним воспоминанием: так же, скрываясь за охапкой роз, стоял за ее дверью прибывший на свидание Курт Санси.

Чак опустил цветы и, пожав плечами, улыбнулся.

— Это я. Можно войти? — Он был явно растерян, и Дикси разозлилась. Она всегда злилась, если кто-нибудь заставал ее не в форме. И уж меньше всего ей хотелось продемонстрировать свое плачевное состояние Чаку.

— Мог бы и позвонить. Заходи, — проворчала она, провожая нежданного гостя в комнату.

Однако, сидя с Чаком в полутемной гостиной, Дикси поняла, что ее бывший возлюбленный не слишком внимателен. Он целый час взахлеб рассказывал о себе, не задавал вопросов и, кажется, не замечал произошедших с ней перемен. Когда каминные часы пробили пять, Чак поднялся.

— Извини, я в Париже проездом. Специально заскочил повидать тебя и сказать кое-что. — Чак замялся и сквозь браваду удачливого киногероя проглянул прежний провинциальный капрал. Он даже передернул плечами, словно дорогой костюм давил ему под мышками. — Дикси, я вроде на коне… Ну, ты знаешь. Впереди уйма работы — меня рвут на куски… У тебя легкая рука, мне все время фартит… — Он сглотнул и посмотрел ей в глаза. — Я не слишком уж внимателен, но всегда помню, что ты для меня сделала. Даже когда бываю свиньей… а это случается нередко…

— Прекрати. Разве я жду благодарности? Нам было хорошо вместе. Я рада, что добилась своего — твоя славная история только начинается. Ты не подкачал, Чакки! — Дикси играла роль славного парня, старшего друга, бескорыстно радующегося чужому успеху! И как только ей могло прийти в голову, что этот парень, возникший с цветами у двери, тут же потащит ее в постель! Все кончено, в какой бы блестящей форме ни встретила его Дикси. Она поднялась.

— Ну что же, рада была увидеть тебя. Спасибо за визит, милый.

Чак стоял, опустив руки по швам и рассматривая вытоптанный ковер под ногами. На кофейном столике, с кладбищенской грустью опустив головы, снопом лежали розы.

Дикси сделала два шага к двери, Чак преградил ей путь.

— Что еще? — Она стояла рядом, почти касаясь его грудью.

— Я хочу тебя, — сказал Чак, но не поднял рук, не забросил их ей на плечи. Сдержавшись, чтобы не повиснуть на его шее, Дикси засунула руки в карманы.

— Как-нибудь в другой раз, — сказала она со спокойной насмешкой.

Ей показалось, что гость облегченно вздохнул, направляясь к выходу.

— Пока, Дикси. — Он оглянулся уже с лестницы. — Может, тебе нужны деньги?

— Еще чего! Я абсолютно в порядке. — Она беззаботно помахала ему и стояла на лестничной площадке до тех пор, пока шаги не смолкли и внизу не хлопнула парадная дверь.

«Глупыш, и как ему только могло прийти в голову это! Дикси Девизо — бедна! Фарс, cумасшествие, бред…» Вернувшись в спальню, она достала спрятанную недопитую бутылку и подумала о том, что уже давным-давно берет у бакалейщика вино в долг.

4

На низкий столик из толстого малинового стекла легла папка с газетными вырезками. Руффо Хоган прихлопнул ее маленькой пухлой рукой и посмотрел на собеседников с видом человека, знающего ответы на все вопросы.

— Как видите, тогда, в 1980 году, фильм Кьями произвел впечатление своей откровенностью. Беднягу освистали поборники целомудрия, обвиняя в «старческом сластолюбии». Он так и ушел на покой, отказавшись от съемок второй части.

Руффо взял бокал с фруктовым коктейлем и нежно прильнул к соломинке. Его гости отдавали предпочтение более крепким напиткам. Графины с коньяком и бренди золотились рядом с вазой, наполненной фруктами.

Заза Тино и Сол Барсак явились с деловым визитом на виллу Руффо Хогана, чтобы обсудить итоги проведенной кампании по раскрутке Дикси Девизо. Весь сентябрь они просидели в городе, проклиная жару, задымленную атмосферу столицы и ее жителей, предпочитавших кинематографу более прозаические развлечения.

— Сейчас в кинозал никого калачом не заманишь. Рисуй на афише хоть десять звездочек. Кого здесь волнует этот «Берег мечты» — сентиментальная возня вокруг патриархальных комплексов старого пердуна Умберто. «Колдунья» с Мариной Влади намного тоньше, и то окончательно списана в архив. Помню, как от «Последнего танго» Бертолуччи цензура прямо взбесилась. Теперь этой так называемой эротикой не смутишь даже пятиклассника. — Заза осмотрел владения Руффо с плохо скрываемым отвращением.

Это был дом очень состоятельного и чрезвычайно неординарного в своих эстетических запросах человека. Но сразу становилось ясно, что хозяин с большим «сдвигом» и к тому же с откровенными претензиями на оригинальность.

Вокруг террасы, на которой восседала компания, сдвинув круглые бледно-сиреневые кресла, располагался небольшой сад. Тщательно ухоженные газоны представляли собой миниатюрную пародию на роскошные дворцовые парки эпохи барокко. Только копии классических статуй, несколько уменьшенные в размерах, были сделаны из цветного пластика малиновых и лиловых тонов. Единственной натуралистической деталью на игрушечных телах оставались как раз те места, которые во времена неоклассической стыдливости прикрывали фиговыми листами. Причем и мужские, и женские фигуры имели огромный, как из магазина секс-принадлежностей, гуттаперчевый фаллос.

В гостиной и комнатах, через которые прошли гости, выдерживался тот же стиль претенциозного эротического эпатажа. Такой дом мог принадлежать богатой нимфоманке, cтоящей на учете у сексопатолога.

— Вы можете пускать к себе в сад экскурсии, cиньор Руффо. Думаю, желающих будет не меньше, чем на вилле Боргезе, — сквозь зубы процедил сомнительный комплимент Соломон Барсак. Он не хотел ссориться с «стервятником-хамелеоном», но при виде «гнездышка» критика с трудом скрывал отвращение: порой Солу — человеку далеко не щепетильному в вопросах интимной жизни — казалось, что он с наслаждением передушил бы всех гомиков.

— Признаюсь, я горжусь своей известностью как дизайнер. Все эти штучки — плод моего воображения. — Руффо распахнул ворот нежно-сиреневой, почти прозрачной блузки. У себя дома он мог позволить то, что никогда не делал на публике, — открыто демонстрировать гомосексуальные пристрастия. — Да, Заза, народ жарится на пляжах, народ крутит порнушку по видаку, народ пренебрегает «большим искусством»… Но ведь он — этот самый народ, то есть массовый потребитель киноискусства, как известно, безмолвствует. А мои красноречивые коллеги, к счастью, не дремлют. Я затеял всю эту дискуссию в прессе, рассчитывая на опытных оппонентов. И они тут как тут. По-моему, желаемый эффект достигнут.