Вера в сказке про любовь (СИ) - Чепенко Евгения

- Что «да»? – не сдавался мой новый батько.

- Всем и на все «да». Я сегодня в благоприятном расположении духа.

Сын с моей фирменной способностью переводить любой разговор в бессмысленный треп ознакомился. Теперь ознакомим отца.

- Неожиданно, - заключил папа и сощурился, да так, что я от улыбки не удержалась. Лысая подозревашка – ни дать, ни взять. Не напрасно мама вокруг него так и порхает. Умильный мужик.

Тихий смешок со стороны Света подлил масла в огонь моего самолюбия. О да, детки, я в ударе… когда мне что-то надо.

Пока любовалась собой, а мужики мной, салат, что мамо опрометчиво поместила на край стола, пополз вместе со скатертью и всей своей салатной массой чвакнулся на диван. Никто не помер, квартира не сгорела и даже ваза не разбилась, но лица у мужчин сделались одинаково паникующими. Портретное сходство образовалось на лицо, и только сосредоточенная моська Тёмыча, вылезшего из под стола, срывала эффект.

- Ох, - сказала вошедшая мама и правдоподобно ухватилась за сердце. Как на олимпийском забеге с отрывом в десятые доли секунды стартовали Рудольфович и Альбертович. Учитывая кровное родство с убийцей салата, лучше б сидели, честное слово.

Скатерть дернулась сначала за одним бегуном, потом за другим, посуда жалобно звякнула и покатилась, посыпалась как хрустальный дождь куда попало.

- Ой, - сказала мама, совсем не обратив внимания, что ее загребли две здоровые волосатые лапищи Альбертовича.

- Это же к счастью, - забил в родительницу гвоздь новый сын.

Артём, что после выхода из-под стола стоял рядом со мной и наблюдал сцену, вдруг рухнул на пол и заревел, навзрыд, громко. Это у обычных семей сейчас все бы закончилось уборкой, но наши приключения только начинались.

- Бокальчики! – кричал между всхлипываниями несчастный ребенок и продолжал усиливать поток слез. Мама вообще забыла, что у нее сердце, и бодрыми перебежками принялась носиться по квартире, стараясь впихнуть мальцу все вкусное, прикольное и интересное, что можно только впихнуть ребенку. Но Тёмыч оказался бойцом стойким. Права потерянных хрустальных фужеров и бокалов были важнее торта и конфет. Торты и конфеты не вернут к жизни утерянное добро, поэтому, чем больше его успокаивали, тем сильнее он ревел.

Отец правозащитника, товарищ оказался бывалый и сразу же после начала общественной акции перешел к реализации принципа: «с глаз долой, из сердца - вон». Никогда не видела, чтоб уборка проходила так быстро и качественно. Рудольф при этом где-то нашел еще точно таких же фужеров и бокалов.

Как только стол приобрел свой изначальный вид, малец закрыл все краны и, как ни в чем не бывало, прямо на полу перешел к торту.

- О, господи, - вспомнила мама, что у нее сердце. Теперь по квартире носились два мужика, правда они не вкусняшки искали, а «травяные капельки». Капельки нашлись быстро.

Теперь на полу сидели двое довольных людей, двое других сидели напротив, тревожно всматриваясь в настроения двоих первых. И только я стояла над всем этим безобразием. Во-первых, мамчик сердцем не болеет точно, она просто за него, как за орган стресса хватается. Во-вторых, Артём, как любой особый просто не любит ситуации «из ряда вон». И только я одна – оплот разума и спокойствия в этом ненормальном семействе…

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

- Вера, убери салат, - прервала мои самовосхваляющие размышления родительница.

- Вера, убери салат, - слегка исковеркав фразу, повторил Тёмка, по-прежнему набивая рот тортом, точнее зелеными и розовыми его частями. Листики там, розочки, сердечки… Знали бы кондитеры, что некоторые их произведения едят по цвету. А если быть еще более точной, то сначала в ход шло все зеленое и только потом розовое. Миндальную стружку парень поочередно и тщательно выплевывал.

- Я уберу, - ошпаренным котом подскочил Рудольфович. Через зюк он казался самоуверенным хозяином жизни. Без зюка он все больше и больше покорял мое нежное женское сердце такой редкой в наше время человечностью. Или это он вблизи от сына такой. Кларка Кента вырубал криптонит, моего Хуана – отпрыск.

В общем, мужик сказал – мужик сделал. Диван был чист, я чиста, торт понадкусан…

- Предлагаю считать торжественную семейную встречу открытой, - огласил первый тост Рудольф и засмеялся своей же шутке. Остальные тоже засмеялись. Пока все вежливо смеялись и звенели хрусталем, Тём в капусту покрошил четверть запаса мамулькиных бумажных салфеток с клубничками. Пересвет попытался заругаться на сына, тут же получил нагоняй от мамчика, понаблюдал как «деточке» подсунули еще полпачки таких же салфеточек и махнул рукой, а потом махнул полтора бокала шампанского.

 Не выдержала душа поэта.

Я, конечно, поддержала бы аполлоноподобного всеми руками, вот только с родительницей спорить позорно струсила, поэтому поддержала товарища шампанским.

Разговор за столом, понятное дело, за вечер так и  не склеился. Кабы не новоиспеченный глава семейства, не сложилось бы у нас непринужденной болтовни, а Альбертович обладал чудесной способностью говорить много, с шутками и ни о чем. Урожденный политик, ей богу.

Откровенно говоря, вот такие застолья в советскую эпоху, может, и служили поводом для дружеских посиделок, да приятных поболтушек. Это если судить по старшему поколению, а вот если судить по нам со Светом, то вся эта канитель в новое время очевидно удручала. Я готова была зуб поставить на то, что, вытуривая меня за дверь в тот памятный день, когда я, нахальная, но неотразимая женщина, старалась выманить у него помощи, он чувствовал себя много свободнее и увереннее. Сейчас даже алкоголь не спасал, расслабиться мы не могли оба.

На пике подобных мыслей я с глубокой печалью взглянула на товарища по несчастью. Ждать в ответ ничего не ждала, поэтому, когда товарищ неожиданно подмигнул, я замерла.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

- Подойдите ближе, бандерлоги, - шипел в мультике мудрый Каа.

Хуан ничего не шипел, но под его взглядом я тоже могла бы подойти ближе, если б край стола в грудь не упирался. Куда уж хуже, правда? А, вот и нет!