Дениза Алистер - Не нужно слов

Несколько минут Фредерик изучал обложку. На ней была изображена Кэтрин, сидящая в своей привычной позе, положив ногу на ногу. Она смотрела прямо в объектив с ироничной улыбкой. Золотые волосы падали через плечо ей на грудь, выделяясь на белом фоне облегающего платья. Фотохудожник добился того, что Кэтрин казалась обнаженной, эффект был в значительной степени эротическим.

– Ты одобряешь эту фотографию?

– Хм, хм, хм... – Кэтрин продолжала просматривать ноты. – Я не совсем уверена в последовательности песен в альбоме, но полагаю, что позже частично можно изменить их порядок.

– И что, Клиффорд дает согласие оформлять твои альбомы в таком духе?

– В каком это духе? – с отсутствующим видом спросила Кэтрин.

– Да здесь ты просто сама невинность... предлагающая себя всем желающим.

– Фред, право же, это смешно.

– Я так не думаю. По-моему, это ужасно. Этот фон и ты, обнаженная, сидишь как ни в чем не бывало!

– Я не обнаженная, – возмутилась она.

– Но впечатление именно такое. – Фредерик нахмурился, склоняясь над роялем.

– Фотографии вызывающие, конечно, но это так задумано, сейчас мода на эротику. – Кэтрин взяла обложку. – Здесь нет ничего дурного. Фред, я же не ребенок, чтобы одеваться в наглухо закрытые платьица с зайчиком на фартуке. Это бизнес. И никакой крайности тут нет. На обложке я в более скромной одежде, чем бываю на общественном пляже.

– Но не в более подходящей, – холодно возразил Фредерик, – в этом разница.

Кэтрин покраснела, ею овладело чувство досады, и вместе с тем она была смущена.

– Я не считаю эту обложку неприличной. Я никогда не позировала для непристойных фотографий. Альберт Ломба – один из самых знаменитых фотографов. Он не одобряет неприличные фотографии.

– В нем два человека, один – настоящий художник, другой склонен к порнографии. Так я полагаю.

Кэтрин повертела в руках пресловутую обложку.

– То, что ты сказал, отвратительно. Ты намеренно обижаешь меня?

– Я просто высказал свое мнение. Ты этого не любишь.

– Я не нуждаюсь в твоем мнении и твоем одобрении!

– Нет? – Он притушил сигарету в пепельнице. – Ты вообще-то не слишком злая, но иногда бываешь настоящей ведьмой. – Он схватил ее за руку. Сила, с которой он сжал ее, не соответствовала его спокойному тону и холодному взгляду.

– Оставь меня! – Кэтрин безуспешно пыталась вырвать у него руку.

– Отпущу, когда кончу говорить.

– Ты уже закончил, – сказала она неожиданно спокойным голосом. Отказавшись от безуспешной попытки освободить руку, Кэтрин посмотрела на него уничтожающим взглядом. Чувство негодования захлестнуло ее. – Я не собираюсь больше слушать тебя! Когда ты избавишь меня от твоих оскорблений, Фредерик? Ты можешь помешать мне уйти, потому что сильнее меня, но не более того. – Она была в бешенстве, но владела собой и старалась говорить сдержанно. – Я сама распоряжаюсь своей жизнью. Конечно, ты имеешь право на свое мнение, но не имеешь права обижать меня. Сейчас я не желаю разговаривать с тобой, я только хочу, чтобы ты отпустил меня и дал мне уйти.

Фредерик молчал, но ослабил хватку, и она смогла убрать руку. Он повернулся и вышел из комнаты. Возможно, она ошиблась, объясняя причину поведения Фредерика депрессией.

Кэтрин спала. Приснившийся ей сон представлял смешение воспоминаний детства. Мысли и образы всплывали и снова отступали в темноту. Одно накладывалось на другое – калейдоскоп страхов, чувства вины, безысходности... Она металась на простынях, пытаясь найти в себе силу проснуться, и стонала. Но подсознание цепко держало ее, она никак не могла прийти в себя. Страшный удар грома, казалось, раздался внутри ее существа, а электрический разряд молнии словно вспыхнул внутри комнаты. Она в ужасе проснулась и рывком села на постели. Комната снова погрузилась в темноту. Все это было так страшно, что у нее началась истерика. На звук громких рыданий к ней ворвался Фредерик.

– Кэт! Я здесь, любовь моя! – Когда он подбежал к ней, Кэтрин бросилась в его объятия и прильнула к нему. Она сильно дрожала и была холодна как лед. Фредерик закутал ее в одеяло и прижал к себе. – Не плачь, любимая, я здесь. Я охраняю тебя. – Он покачивал ее и ласкал, словно испуганного ребенка. – Гроза скоро пройдет.

– Держи меня. – Она прижалась лицом к его плечу. – Пожалуйста, только не отпускай меня. – Она прерывисто дышала. – О, Фред, какой жуткий сон!

Он и гладил ее, и укрывал, и тихонько целовал в голову.

– Что ты видела во сне? – спросил он, продолжая укачивать ее, как это делают в детстве, чтобы отогнать ночные кошмары.

– Она снова бросила меня одну, – пробормотала Кэтрин и задрожала так, что он почувствовал это через одеяло. Слова беспорядочно вырывались у нее, она была в смятении. – Как я ненавидела оставаться одна в комнате. Свет шел только от вывески на доме напротив – красный неоновый свет, который все время мигал – зажигался и гас, зажигался и гас, – так что темнота все время прерывалась. И такой шум на улице! Даже когда закрыты окна. Так душно… так жарко, что не заснуть. – Девушка бормотала, уткнувшись лицом в его плечо. – Я смотрела на свет и ждала, когда она вернется. И она появлялась пьяная. И приводила с собой мужчину, и клала мне на голову подушку, чтобы я не слышала.

Кэтрин остановилась и перевела дыхание. Было темно, и она старалась успокоиться в объятиях любимого человека. Снаружи гроза достигла своего апогея. А она продолжала рассказывать:

– Мать падала с лестниц и ломала себе то ребра, то руку. Я поднимала ее, отводила к врачу. Но всегда повторялось одно и то же. Темные душные маленькие комнаты, пахнувшие джином, как бы их ни убирали. Тонкие стены, которые словно и не существовали, чтобы охранять частную жизнь. Но она всегда уверяла мужчину, что в это время... в это время я нахожусь у ее подруги. Иногда она работала, а я ходила в школу... Но всегда, возвращаясь домой, я заставала мужчину и бутылку.

Кэтрин уже не так крепко прижималась к нему. Тяжелые ночные видения отступали, душевные волнения постепенно улеглись. Снова вспыхнула молния, но это уже не было так страшно.

– Кэт. – Фредерик нежно отстранил ее и посмотрел ей в лицо. Слезы еще струились у нее по щекам, но дыхание стало ровнее. – Где был твой отец?

Она издала слабый звук, он догадался по ее губам о словах, которые она произносила. Ей было невыносимо трудно, когда, она прошептала:

– Я не знаю, кто мой отец. – Растерянная, она освободилась из рук Фредерика и встала с постели! – Мать не знала, который из них... их было много...

Фредерик не сказал ни слова, а полез в карман брюк, торопливо пошарил, вытащил коробок спичек и зажег свечу. Электричества почему-то не было. Пламя колыхнулось, вспыхнуло и с трудом осветило часть комнаты.