Айрис Джоансен - Дыхание пустыни (Наказание любовью)

– Я тоже. – Он стоял, широко расставив ноги, его поза была более вызывающей, чем когда бы то ни было. – Более того, я постараюсь, чтобы и тебе это запомнилось надолго.

Дэймон встал под струю. Вода стекала по плечам и телу искрящимися потоками.

– Сними с себя халат!

Она развязала халат и позволила ему упасть на пол. Он стоял, не сводя с нее глаз; она видела, как жилка на виске Дэймона вздулась, и в ней нервно запульсировала кровь.

– Это было давно. Я думал, что помню, но – увы. – Он протянул руку, словно отдавая безмолвный приказ. – Ты еще более…

Кори ступила под теплую струю воды, и он закрыл дверь душа. Она вдруг почувствовала себя как бы пойманной в клетку вместе с ним. Паника охватила ее, и она инстинктивно отодвинулась в сторону.

– Нет! – Его руки легли ей на плечи, и он притянул ее тело к себе. – Оставайся здесь. – Он расставил ноги, приблизился к ней вплотную и замер, едва касаясь бедрами.

Ее губы раскрылись в молчаливом крике. Возбуждение, горячее и необоримое желание захлестнули ее. Она чувствовала, что дрожит, но не могла сдержаться. Его ладони медленно двигались вниз по ее спине. Внезапно он поднял ее и прижал к себе. Кори закусила нижнюю губу, чтобы подавить стон. Он то прижимал ее к себе очень сильно, то отпускал, и она чувствовала только возбуждение, теплую воду, ласкающую ее тело, грубые волосы его груди, щекочущие ей соски, его мужскую плоть, движущуюся, трущуюся о ее влажное лоно. Она не могла дышать, не могла думать. Его грудь поднималась и опускалась, словно он бежал; она ощущала его возбуждение словно свое собственное – дикое, примитивное, первобытное. Возможно, так оно и было, мелькнуло что-то лишь отдаленно похожее на мысль. В такие моменты она всегда чувствовала сильнейшую связь между ними, и это пугало ее. Сексуальность не должна быть такой… Слишком буйной, всепоглощающей.

Слишком пугающей.

Он поднял ее выше и замер, выжидая.

Она посмотрела на него, и ее дрожь усилилась.

Его лицо было напряжено, чувственно и, как никогда, полно всепоглощающего желания; глаза сверкали, пожирая ее почти невидящим от голода взглядом.

– Держи меня, – его голос был низким, почти грудным.

Ее руки инстинктивно обняли его плечи, а ноги обвили талию. Он сделал резкий глубокий вдох. – Теперь… здесь. Держи меня здесь. – Он начал входить в нее до боли медленно, сжав зубы. – Держи… меня… крепко.

Ее шея выгнулась назад, а губы раскрылись, чтобы набрать побольше воздуха. Боже, это было так медленно! Что-то твердое, тяжелое и нежное заполняло ее пустоту, но так безумно, так невероятно медленно. Она инстинктивно стала двигаться навстречу ему, пытаясь ускорить это.

– Правильно, – прохрипел он. – Крепче. Я хочу чувствовать, что ты держишь меня.

Ее ногти впились ему в плечи. Она не станет просить у него большего. Она не позволит ему узнать, как он безумно необходим ей. Она уткнулась лицом ему в грудь, едва дыша.

– Еще немного, – выдавил из себя Дэймон севшим голосом. – Мы… хорошо подходим друг другу. Ты всегда так сладко, обнимала меня. Словно горячая крепкая рука. – Его ладонь, придерживавшая ее ягодицы, внезапно сжалась с силой, и все было кончено.

Он замер.

Единственными звуками, нарушавшими тишину, были шум бегущей воды и хриплое дыхание Дэймона. Кори казалось, что она не дышит вовсе; все остановилось, все исчезло в темном лабиринте страсти. Его руки двигались вниз по ее спине, прижимая ее тело еще крепче.

– Кори… – в его голосе прозвучало какое-то детское удивление. – Ты моя, мы сейчас практически одно целое. Неужели ты не чувствуешь этого?

Она чувствовала. Она ощущала себя практически раздавленной, полностью подчиненной. И где-то подспудно, помимо всего этого, – удивительную и опасную связь, некие таинственные узы.

– Ответь мне, – в низком голосе Дэймона слышалась какая-то сладкая боль. – Только один раз скажи, что ты – моя, Кори.

Она сжала руки на его плечах и крепко стиснула губы, чтобы сдержать слова, готовые вырваться. Признание было бы полной капитуляцией, а она не могла позволить себе этого.

Он ждал и, не услышав от нее ничего, как-то неуловимо изменился. Она почувствовала настороженную сдержанность там, где только что было полное единение, и суровую жесткость там, где до этого была только нежность.

– Нет? – жестко рассмеялся он. – Не знаю, почему я ждал чего-то другого. – Держа ее одной рукой, он открыл дверь душа и ступил на пушистый ковер. – Но это и неважно. Вот что важно.

Потом они каким-то образом оказались на ковре, и она чувствовала на себе тело Дэймона, движущееся в слепой яростной страсти, отрывая ее от всего, кроме этого мгновения жизни, этих эмоций, этой связи между ними…

Нет, только не связь! Как такая мысль могла прокрасться ей в голову? То, что она чувствовала, длилось одно мгновение. Всего лишь мгновение. Она все еще останется Кори Брэндел, независимой ни от кого, кроме самой себя, когда все это безумие Чувственности будет закончено.

И вот все кончилось, завершившись диким подъемом к самым вершинам того великолепия, которое способна дать людям чувственная любовь. Но связь между ними осталась, золотая цепь не хотела рваться.

А разорвать ее было крайне необходимо.

Она закрыла глаза, ожидая, когда он выйдет из нее. Он не шевелился. Его руки сжались вокруг нее, как стальные клещи.

– Вернись ко мне, черт тебя подери!

Не открывая глаз, она подсознательно напряглась.

– Только не сегодня, не делай этого со мной сегодня! – Его поцелуй был крепким и грубым, он долго чувствовался на ее губах, в то время как он уходил из нее. Он встал, потом нагнулся и поднял ее на ноги. Она открыла глаза и увидела игравшую на его лице печальную улыбку. – Так не годится. Кори.

Он притащил ее за собой в спальню к широкой низкой кровати, с которой сорвал нефритово-зеленое атласное покрывало, разбросав по полу белые шелковые подушки. Он почти насильно уложил ее на кровать и пошел прочь.

– Куда ты? – спросила она его.

– Ты мокрая, – пробурчал он. – Очень бы было на тебя похоже – остаться лежать на полу в ванной и схватить пневмонию, чтобы я почувствовал себя виноватым. – И он снова исчез в дверях ванной.

Она лежала в постели, совершенно ошеломленная, и вдруг ей захотелось расхохотаться. Для Дэймона было абсолютным абсурдом демонстрировать эту внезапную нежность после того, что происходило раньше. Он пошел буквально на все, чтобы принудить ее подчиниться. Он занимался любовью с ней с таким ошеломляющим напором, что почти добился своего. А сейчас он вел себя с напускной храбростью маленького мальчика, который знал, что нашкодил, и хотел бы загладить свою вину, не признаваясь в содеянном.