Кэтрин Стоун - Ты - моя тайна

Но если его чувство к Джулии искренне, тогда оно не может быть дурным, потому что Джейк верил, что в его жизни любовь превыше всего, А для истинной любви нет иных правил, кроме веления сердца.

— Джейк, останься. Все будет хорошо. Обещаю тебе.

Что с ней? Почему она в таком отчаянии? Она, Джулия, образец верности, она, которая смеялась над многими мужчинами и отвергала их. Джулия, которая не верила в минутную страсть. Джулия, которой до брака с Фрэнком нравилось играть с мужчинами. Но Джейк вовсе не играл с ней — и она с ним тоже.

— Это может быть ошибкой. Но если мы оба решим, тогда…

Какое счастье, что она может читать по его глазам, подумала Джулия. Она понимала, что он имеет в виду. И это ее пугало. Она кивнула, и Джейк коснулся губами ее волос.

— Я вернусь в десять часов, чтобы пообедать с вами и Фрэнком и позаниматься.

Имя Фрэнка он выговорил без запинки.

Весь остаток дня Джулия металась по дому. Она пыталась составить план занятий с Джейком, но не могла сосредоточиться. В конце концов она уселась в гостиной и принялась размышлять. Она думала долго, пока не пришла к решению.

В половине одиннадцатого она забеспокоилась. Фрэнк и Джейк опаздывали, и ни один из них не звонил. В половине двенадцатого наконец раздался звонок. Джулия сразу подняла трубку.

— Джулия, прости. Тут был настоящий ад. Раньше не мог позвонить. Садитесь за стол, если вы еще не ели. Я буду через час.

Голос у Фрэнка был совершенно измученный.

— Джейка нет, — очень тихо произнесла Джулия.

— Что?! Где же он? — Фрэнк говорил с нескрываемой тревогой.

— Он отправился на базу около трех часов дня. Отдохнуть. Собирался вернуться к десяти.

— Его часть ушла в бой в шесть часов.

— В ночной бой?

— Нет, но враг всего в пяти милях к северу. Мы должны занять позицию к рассвету.

Теперь Фрэнк говорил медленно и напряженно. В сражении они понесли очень большие потери. Они недооценили способность вьетконговцев быстро передвигаться по джунглям. И дорого за это заплатили.

— Джейк должен был идти в бой? Ведь у него увольнительная? — умоляюще спросила Джулия, заранее зная ответ.

Не должен был идти, но пошел. В сложившихся обстоятельствах не мог не пойти.

Бой начался перед рассветом. Полная луна и единственная звезда еще светились на бледно-сером небе.

Этот звук запомнился Джейку навсегда — так же как и другие звуки того боя, от которых он потом пробуждался долгие годы весь в поту после ночных кошмаров, — глухие и мягкие удары пуль, поражающих здоровую мускулистую плоть. Более громкими были звуки от падения тел на влажную землю, а совсем оглушительными — крики раненых и автоматные очереди.

Все это неизгладимо врезалось в его память еще до того дня. Но день последнего боя оставил ему новые воспоминания. Он слышал, как пульсирует кровь у него в голове. Слышал, как, словно молодое дерево, с треском переломилось его бедро. Слышал собственный крик, заглушивший неистовый шум и грохот смертельного боя. Крик невыносимой боли.

Глава 7

Джулии разрешили навестить Джейка через день после его ранения. Она вошла в жаркий, полный народу двор военного госпиталя, дрожа от волнения и тревоги. Винит ли ее Джейк в том, что произошло? К какому решению он пришел в немногие минуты перед уходом в бой?

Этого она, вероятно, никогда не узнает. Их отношения, их взаимосвязь — ее, Фрэнка и Джейка — окончательно определились в последние сутки. Она и Фрэнк теперь родители Джейка, его опекуны и хранители. Она улетит вместе с ним в Вашингтон при первой возможности и будет ему матерью во время операций, которые, как утверждают врачи, понадобятся, чтобы извлечь из мышечной ткани обломки раздробленного сустава и скрепить их металлическим стержнем.

Что же он решил? Об этом она неотступно думала, проходя мимо коек, где лежали страдающие от ран, стонущие молодые парни. Стонет ли от боли Джейк? Дай-то Бог, чтобы он не так сильно страдал.

Увидев ее, он улыбнулся.

— Прости меня! — еле выговорила она со слезами на глазах.

Несмотря на улыбку и по-прежнему ясные синие глаза, Джейк явно мучился от боли. Кожа у него была бледной и слегка влажной, руки сжаты в кулаки. Джулия дотронулась до его лица — оно было холодное и тоже влажное.

— Это не ваша вина, — твердо сказал Джейк.

Джулия смотрела на него, пытаясь по выражению глаз определить его чувства. Если он в чем-то и обвинял ее, то теперь простил — в глазах были не гнев или ненависть, а боль. И печаль. Джулии хотелось обнять его по-матерински, как ребенка, но она лишь легонько сжала его руку.

— Думаю, мы улетим в Вашингтон уже завтра.

— Мы?

— Разумеется. И приготовься к занятиям. Лететь нам примерно двадцать часов. — Она увидела, как он стиснул челюсти. Значит, ему очень больно. — Позанимаемся, если ты будешь чувствовать себя хорошо, — мягко произнесла она и ласково коснулась его вспотевшего лба.

— Да, мэм.

Джейк снова с трудом улыбнулся.

За два часа до их приземления у Джейка внезапно усилилась боль. До тех пор они с Джулией проводили время за «уроками», хотя память Джейка была слегка затуманена морфином, который ему регулярно вводила военная медсестра.

Боль была новой, неожиданной и острой. Джулия сразу догадалась о ней по лицу Джейка.

— Что с тобой, Джейк?

— Нога. Что-то случилось. Позовите кого-нибудь, пожалуйста.

Лайнер нес в своем огромном брюхе шестьдесят раненых, четырех медсестер, врача и Джулию. В полете врач и сестры были очень заняты: лечебные процедуры, перевязки, внутривенные вливания. Джейк не требовал особой заботы: его состояние было стабильно. Его просто везли на родину для проведения операции. И до этой минуты случай Джейка считался обыкновенным: да, тяжелый открытый перелом, но состояние не вызывало тревоги.

Джулия переходила от койки к койке в поисках врача. Тот как раз назначал антибиотики солдату, у которого поднялась температура. Джулия посмотрела на усталое лицо молодого врача и почувствовала одновременно и страх, и сострадание. Слишком много работы для одного, ему бы отдохнуть… но не раньше чем он поможет Джейку!

Всем стало ясно, что дело серьезное, едва сняли повязку. Нога у Джейка распухла, рана гноилась. Цвет кожи из розового сделался пятнисто-багровым, стерильная повязка была в коричневых пятнах гноя.

— Когда вы почувствовали боль?

— Всего пять минут назад.

— Возможно, морфин заглушил боль, — негромко сказал сестре врач.