Искры - Елена Сокол

Давай тогда ты больше не будешь сюда приходить и общаться со мной?

– Слава богу, ты сам это предложил!

Дверь захлопывается с таким треском, что я вздрагиваю, ожидая, что со стен сейчас посыплется штукатурка. Удивительным образом этого не происходит. Но взбодрился я знатно. Даже кофе с этой задачей лучше Евы бы не справился.

Сажусь за стол, открываю ноутбук и еще раз просматриваю фотографии с пепелища. Я уверен, что все сделал как надо, но, пожалуй, стоит еще раз наведаться на место пожара. Есть кое-какие идеи и мысли.

Глава 9. Ева

Александра Кузнецова – Молчи и обнимай меня крепче

– Эй, ты не холодильником своим хлопаешь! – возмущается Илюха, когда я плюхаюсь на пассажирское сиденье его старого кроссовера. – Поосторожнее!

– Твоей тачке сто лет в обед, что ей будет? – ворчу я, пытаясь пристегнуться.

Дергаю, дергаю чертов ремень, но тот все никак не поддается.

– Случилось что? – интересуется он, когда у меня все-таки получается пристегнуться, и я откидываюсь на спинку сиденья, выдохнув через нос почти с таким звуком, с которым обычно закипает чайник.

– Ничего, – рычу я, сжимая пальцы в кулаки. – Говорила же, что это идиотская затея – идти к Адамову! Он полный профан! Дубина! Бесчувственная сволочь!

– Можно как-то… поподробнее? – просит Илья, трогая машину с места. – Что там между вами произошло?

– Ничего, говорю же! Просто он не хочет делать свою работу. Совсем. Сидит там… с похмелья! Явно после бурной ночи. И плевать он хотел на то, что в городе орудует пироман и пожар в торговом центре может быть его рук делом!

– Он знает, что Артём в реанимации?

– Да. Но на такую мелочь, как сострадание, Адамов не тратит силы. – Я ударяю ногой в пол машины. – Бесполезный идиот. Козлина! Я этого так не оставлю, разберусь во всем сама!

– Для начала успокойся, – предлагает друг.

– Если меня еще хоть кто-нибудь сегодня попросит успокоиться, то я… я… за себя не отвечаю!

– Моя машина все равно тут ни при чем, – тихо говорит Илья.

– Я убью его, – шепчу я, представляя, как мои пальцы смыкаются на шее Данилы Адамова. – Ненавижу… – И мысленно сдавливаю его шею до предела. Снова и снова.

Но ярость утихает, едва мы оказываемся в больнице.

– Пришел в себя час назад, – сообщает нам мать Артёма, встретив в холле. – Не успели еще никому сообщить. Сначала врачи над ним колдовали, затем разрешили нам войти.

– И как он?

– Разговаривает, улыбается, – говорит она, и ее глаза заволакивает слезами.

– Слава богу, – шепчу я, обняв ее.

– Он так еще слаб, – всхлипывает женщина.

– Ничего, Артём сильный. Он обязательно справится.

– Врач сказал, на восстановление уйдут недели.

– Все будет хорошо, – говорю я, поглаживая ее по спине. – Обязательно будет хорошо.

Еще бы найти виновных.

– Нам можно будет к нему зайти? Хотя бы на минуточку? – спрашивает Илья.

– Да, – кивает она. – Можете побыть с ним хоть до окончания времени для посещений – до девяти часов. Тёма будет рад вас видеть.

Мы идем в палату. У меня бешено колотится сердце. Открывается дверь, и я вижу Артёма – совсем не такого, каким запомнила. Он бледный, изможденный, с синяками на лице, ранами, ссадинами, его голова забинтована. Но это, черт подери, он – наш Тёма. И, увидев нас, он улыбается.

– Кто эти люди? – притворяется Артём, когда мы подходим ближе.

Но свет в глазах и улыбка его выдают. Мы быстро здороваемся с его отцом, обнимаем сестру и наконец-то приближаемся вплотную к кровати.

– Привет, дурила, – говорит он, когда Илья сжимает его ладонь для рукопожатия. – Как ты?

– Да получше тебя, – во весь рот улыбается Илюха и наклоняется, чтобы его обнять. – Опять ты вляпался без меня, договаривались же – если куролесить, то вместе!

Он выпрямляется, и я вижу, что в его глазах стоят слезы при виде друга на больничной койке. Я, как по команде, тоже начинаю плакать.

– Вольская, ты распустила волосы, – улыбается Артём. – Ну, иди сюда, плакса, обниму тебя.

Обнимет, как же. У него даже нет сил на это.

– Я честно не собиралась плакать, – пищу я, усаживаясь на край кровати и наклоняясь к нему.

Зарываюсь носом в его шею, пропахшую медикаментами, и чувствую, как мое тело дрожит от нахлынувших эмоций.

– Ну, прекрати, бро, ты же мужик, – смеется он, целуя меня в щеку. – Мне сказали, ты откопала меня в том аду быстрее, чем поисково-спасательная собака, и еще тащила на себе, пока нас не нашли остальные.

– Я так рада, что ты жив, – всхлипываю я, щедро орошая его больничную пижаму слезами.

Ну, все. Теперь все знают, что я сентиментальная тряпка.

Еще около двух часов мы болтаем с Артёмом и его семьей и смеемся над дурацкими шутками, пока не приходит доктор и не просит нас покинуть палату.

– Может, по пивку? – предлагаю я.

– Давай, – соглашается Илья.

Мы берем выпивку, едем домой (благо, наши квартиры на одной лестничной площадке), заваливаемся к нему домой и устраиваемся у телевизора, вытянув ноги.

– Что насчет Адамова? – спрашивает он, глотнув пива.

– Я планирую сама разобраться с делом, – отвечаю, откупорив свою бутылку и сделав глоток прямо из горлышка.

– Я не про дело, а про Данилу.

– А что с ним?

– Он тебе небезразличен?

– Мне на него плевать.

– Но ты бы трахнула его, – не спрашивает, а утверждает Илья.

– Но я бы его трахнула, – подтверждаю я. – Только секс, не более.

– Может, нам с тобой… ну… тоже что-то вроде этого… – бормочет он, с трудом подбирая слова.

– Нет! – говорю я, повернувшись к нему. – Боже, Илья! Мы с тобой не можем испортить такую дружбу каким-то неуклюжим одноразовым сексом!

– Или классным, – пожимает друг плечами, глядя на меня. – Прикольным, страстным, дружеским сексом.

– Исключено, – серьезно говорю я, и меня пробирает смех.

– Ты права, – тоже смеется он. – Забудь, что я это предлагал.

– Уже забыла, – я отворачиваюсь к телевизору.

– Но если вдруг…

– Даже не думай.

– А если отращу сексуальную щетину, как у Адамова?

– Пошел ты! – хохочу я, запуская в Илью подушкой.

И мы ржем до тех пор, пока из глаз не начинают течь слезы. Вообще, я не верю в дружбу между мужчиной и женщиной, но наши отношения это что-то потрясающее, как ни крути.

* * *

На следующее утро я нахожу в себе силы на пробежку. Пару раз неуклюже поскальзываюсь на обледенелой дорожке в парке и чуть не теряю равновесие. Вхожу в Дашино кафе потная, с болью в лодыжке и раскрасневшимся от утреннего морозного